Послышался голос телефонистки редакционного коммутатора, даже этот гатос показался сейчас Кохияме бесконечно дорогим и близким. Затем он услышал голос Сомэи:
— Как дела? Что с тобой стряслось? Вчера Цурумодо звонил тебе. В пансионе отвсгали, что ты давно не приходил домой, мы уже стали беспокоиться.
— Видите ли, дело в том...
— Но потом я решил, — перебил его Сомэя, — что ты отлеживаешься в больнице у какого-нибудь знакомого врача, избавляешься от своей простуды.
— Вы почти угадали. Я и в самом деле вроде как отлеживаюсь.
— Ты говорил, что тебе нужен отпуск на неделю. Значит, завтра придешь?
— Нет. Денька через четыре, не раньше.
— Через четыре?
— Да. Я не могу пока выходить, но мне хотелось бы кое-что выяснить.
— Хм! Что же именно? — обеспокоенпо спросил Сомэя.
— Мне надо знать, каким университетам и научно-исследовательским институтам у нас Пентагон оказывает финансовую помощь и какие работы субсидирует.
— Этими вопросами занимается отдел общественной жизни.
— Возможно, это и не имеет прямого отношения к нашему отделу, но я бы хотел срочно получите список таких университетов и научно-исследовательских учреждений.
— Ого! Да ты и впрямь начал интересоваться серьезными делами!
— В первую очередь желательно узнать, какие темы и какие конкретные исследования финансируются американцами.
— Ладно, понял. Цурумото теперь ежедневно бывает в Министерстве просвещения, я ему поручу это.
— Очень прошу вас.
— Позвони завтра в полдень.
Сомэя словно что-то почувствован — больше он ни о чем не стал спрашивать. Кохияме это было на руку. Сомэя, наверное, лишился бы дара речи, если б узнал, чго Кохияма находится сейчас под одной крышей с тем самым Тэрадой, с которым они когда-то были в сибирском плену. С чувством облегчения Кохияма повесил трубку.
Кохияма и Эмма сидели в баре перед стойкой. После разговора с Сомэсй, который как-то связал его с внешним миром, Кохияма почувсгвоиач себя смелее. Он уговорил Эмму зайти в бар.
Итак, впервые они оказались вдвоем в баре. Они были знакомы шестой день и уже обменялись не одним поцелуем. Короче говоря, их вполне можно было считать влюбленной парой, но они пока еще не имели возможности остаться вдвоем вдали от всех.
Пока бармен выполнял заказ, Эмма молча рассматривала полки, уставленные бутылками с винами иностранных марок и фруктовыми соками.
Обстановка фешенебельного бара, мягкий, неяркий свет — все, казалось, как нельзя более подходило к европейской внешности Эммы. Но она держалась скованно и сидела с хмурым видом. Ог се недавней веселости и оживления не осталось и следа. Возможно, продолжало сказываться невольное напряжение, которое они испытали, попав из своего уединения в шумную городскую толпу. Но скорее всего, дело было не только в этом.
— Почему вы вдруг нахмурились? — спросил Кохияма.
— Наверное, потому, что настало время задуматься, — с чуть печальной улыбкой ответила Эмма.
Влюбленные всегда испытывают тоскливое чувство, когда наступает время расставания. Они начинают нервничать, между ними возникают подчас даже ссоры. Однако ни Кохиямс, ни Эмме это пока не угрожало, ее явно заботило
что-то другое.
— Но ведь вы сами сказали в парке, что сейчас не время задумываться.
— Да, но когда-нибудь это надо все-таки делать.
— Вы думаете о том, что с вами будет, когда вы покинете "загородную виллу"?
— Нет, не об этом. Это уже решено. Я снова вернусь к своей прежней работе.
— В таком случае вам не о чем беспокоиться, — сказал Кохияма. "Не считая чумы, которая, возможно, хозяйничает в "вилле", — хотел он добавить, но промолчал.
— Я вес думаю о том, для чего отец занимался этими исследованиями? — с некоторым усилием проговорила вдруг Эмма.
— Не стоит об этом думать, бесполезно, — сказал Кохияма.
— Бесполезно? Но ведь сами-то вы только об этом и думаете! Или я не права?
Казалось, она читала его мысли. Она, видимо, чувствовала, что Кохияма стремится узнать, над чем работал отец, и уже почти докопался до сути, хотя он никогда с ней об этом не говорил.
Кохияма взглянул на часы. Прошел час, как они ушли из дому.
— Исследования вашего отца остались незаконченными, и теперь ими занимается Тэрада.
— Работа моего отца всегда причиняла одни страдания. Он не щадил ни мать, ни меня...
— Пожалуй, нам пора идти, — прервав ее, поднялся с места Кохияма.
— А сок, барышня? — окликнул ее бармен. На стойке остался бокал фруктового сока, к которому Эмма не притронулась.
— Не хочу, спасибо, — ответила она.
Кохияма тоже заметил, что Эмма не стала пить сок, но ничего не сказал. Он и сам выпил едва половину своего виски с содовой. Мысль о том, что он, возможно, распространяет чуму, не покидала его. Под подозрительным
взглядом, которым бармен проводил "влюбленную парочку", они вышли на улицу. При свете фонарей Кохияма вдруг увидел, что у Эммы глаза полны слез.Кохияма обнял ее за плечи, ему хотелось как-то утешить девушку, отвлечь от грустных мыслей. Они проходили мимо винного ларька. Кохияма купил бутылочку виски и немного сыру. Шесть дней назад он пошел на квартиру к Убукате прямо из дому. Денег у него с собой было немного, и сейчас он все израсходовал.
Когда Кохияма и Эмма спустились с парк, настроение у них немного поднялось. Кохияма на ходу вынул бутылку из картонной упаковки и отвитил пробку.
— Пить здесь? — удивилась Эмма.
— Но ведь некогда, нужно спешить, — сказал Кохияма. Они условились с Сатико, что к восьми часам вернутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54