— Ты веришь?
— Нет, — так же коротко ответил Казак, попытавшись быть сдержанным и хладнокровным, но тут же с силой пнул ногой первый попавшийся предмет. Им оказался стул, который отлетел в дальний угол номера.
— Все тут как с ума посходили! — прошипел он. — Какого черта Андрюхе угонять самолет, и у кого? У этой толстой свиньи? Я скорее подумаю, что Хомяк сам все подстроил, чтоб страховку какую-нибудь получить…
Он зашагал по номеру от стены к стене:
— Даже не знаю, что делать… Ведь здесь никто не поверит. Они даже разбираться ни в чем не хотят, сволочи!
— Я звонила в консульство…
— Ну и?
— Сказали, примут меры. Только сказали так, что сразу понятно: ничего они делать не будут. Запрос пошлют, и не более того…
— Что же делать, что же делать… — Казак еле сдержался, чтобы не пнуть несчастный стул еще раз. — Звонить, в двери стучаться? А они его тем временем… Нет, на фиг. Я уж лучше сам самолет захвачу и буду держать, пока не найдется кто-то, кто возьмется раскопать правду! Черт, спросить бы Хомяка, что там произошло на самом деле?
— Какого Хомяка? — спросила Наташа.
— Прозвище такое, мы с Пиратом одноглазым в свое время знавали командира этого чертова аэроплана. Который Андрей якобы пытался угнать. Но говорят, Хомяк ранен, без сознания, крови много потерял! Толстяк хренов…
Наташа осторожно подошла к Корсару и взяла его за руку.
— Коля… А ведь это точно ложь. Я ждала Андрея, и я видела, как его арестовывали… А потом начали работать врачи. Там действительно несколько мертвых было, все окровавленные… А вот толстого такого пилота на носилках несли, и никакой крови не было. Просто лежал и все, даже шевелился чуть-чуть. Врач к нему нагибался, и о чем-то говорили!
— Это… Это точно?
— Да, да, я сама видела, только я тогда не знала, что это и есть командир.
— Так. А по-ихнему он лежит весь обескровленный-поломанный? Так… Наташ, поищи, пожалуйста, в моей записной книжке визитную карточку некоего господина Колпикова, фирма «Аукс». Помнишь, рядом с нами такой рыжий шкаф сидел? Он вроде хвалился, что знает здесь все ходы и выходы.
Казак вдруг запнулся и тихо добавил:
— Ох, Наташ, дай только бог, чтоб ты права оказалась, чтоб Хомяк оказался жив и в сознании…
Хомяк был и цел, и находился в сознании. Он лежал на широкой кровати, укрытый белоснежной простыней, и мрачно глядел в окно: там виднелись верхушки пальм, растущих где-то внизу, а остальное обозримое пространство занимало Ярко-синие небо с одиноким белым следом самолета.
Кроме кровати, в палате имелся небольшой столик, изящный шкаф, на стенном кронштейне был установлен видеоблок, а около входной двери находилась комнатка с ванной и туалетом. Пульт управления блоком лежал рядом с кроватью на тумбочке, но как Хомяк ни старался, он не мог настроить его на какой-нибудь канал: все попытки кончались появлением на экране списка видеофильмов, доступных для просмотра. Самого магнитофона в палате не было, но выбранные фильмы исправно начинали транслироваться через полминуты после того, как на пульте нажималась соответствующая кнопка.
В себя Хомяк пришел еще до того, как его погрузили в машину «Скорой помощи», но санитары не дали ему встать, а под завывание сирены довезли до госпиталя, быстренько подняли на лифте и уложили на кровать. Почти сразу же появился врач с переводчиком и устроил Хомяку долгое обследование. Дело осложнялось тем, что переводчик оказался очень молодым и весьма посредственным. Чтобы понять вопросы врача, Хомяку приходилось раза по три переспрашивать, а потом столько же раз повторять ответы.
Закончив осмотр, врач разразился длинной тирадой, и, чтобы понять ее, пришлось попросить повторить перевод уже не три, а четыре раза.
Общий смысл был такой: уважаемый господин Маланец очень слаб, ему вредно волноваться, ему вредно раздражаться и вообще вредно общаться с внешним миром. Однако он находится на пути к выздоровлению, и дня через три, самое больше четыре, он будет выписан. О счете можно не беспокоиться: обязательный медицинский страховой взнос, уплаченный при въезде в Эмират Дубай, дает уважаемому пациенту право на полноценное медицинское обслуживание. Но пока что ему необходим покой, лечебные процедуры и никакой активности.
На пациента прозрачным пластырем налепили несколько маленьких датчиков, проводки от которых шли с небольшой коробочки на поясе — на ней успокаивающе мигал зеленый светодиод. Врач попрощался и ушел.
Вопреки указаниям, сразу после ухода врача Хомяк активность проявил: он встал, подошел к двери и осторожно подергал ее. Дверь оказалось запертой, причем запертой снаружи, а вот изнутри ее запереть было нельзя даже при желании: кроме простой круглой ручки, на двери ничего другого не было.
Однако врач говорил не просто так: от этих несложных движений у Хомяка разболелась голова, и он улегся обратно на кровать, пытаясь заснуть. Однако уснуть не удавалось.
Он еще раз напряг память: что же все-таки произошло?
«Я вел самолет, так? Потом раздался выстрел, и я, не выпуская штурвал из рук, обернулся… И увидел Корсара одноглазого, как он пытается дать в морду одному из арабов, а тот пытается поднять пистолет. У русскоязычного оператора тоже автомат откуда-то появился… Потом я обратно повернулся к приборной доске, хотел вираж заложить, чтобы все посыпалось, но тут началась стрельба, от приборной доски крошево полетело… Потом взрыв газовой гранаты — и все, я отключился. Правильное все-таки у меня предчувствие было! Киногруппа чертова!»
Хомяк недовольно заворочался, потом сел, обхватив голову руками.
«Выгодный заказ, мать его так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111