- И долго ты собираешься так молчать? - иронически спросила Вера.
- Рассмотрим еще разок другие кандидатуры, Вера.
- Большой Совет рассматривал их. Государственная машина придирчиво
исследовала каждого человека на годность в командующие. Капитаны кораблей
пришли в восторг, узнав о решении Большого Совета. Тебе мало этого?
Я понял, что выхода мне не оставили.
- Согласен, - сказал я.
Она хладнокровно кивнула головой. Иного она и не ждала.
- Теперь сообщу о других назначениях. У тебя будут два заместителя и
три помощника. Заместитель по государственным делам - я. Заместитель по
астронавигации - Аллан Круз. Помощники, командующие тремя отдельными
эскадрами, - Леонид, Осима и Ольга. Возражений нет?
- Нет, конечно.
- Еще один пункт. Ты когда-то был моим секретарем, правда, не очень
удачным. Теперь тебе самому нужно иметь секретаря. В секретари
предлагают...
- Надеюсь, не тебя! - сказал я с испугом.
- Я твой заместитель, а это выше, чем секретарь.
- Извини, я не силен в рангах. Так кого определяют мне в секретари?
- Павла Ромеро. На него возложены также функции историографа похода.
Но если ты возражаешь, мы подберем другого.
Я задумался. Взаимоотношения с Павлом были слишком сложны, чтобы
ответить простым "да" или "нет". Я не знал другого человека, столь резко
отличавшегося от меня самого. Но, может быть, несхожесть характеров и
требовалась для удачной совместной работы?
Вера спокойно, слишком спокойно, ожидала моего решения. Я улыбнулся.
Я видел ее насквозь.
- Разреши задать один личный вопрос, Вера.
- Если о моих отношениях с Ромеро, то они сюда не относятся. Действуй
так, словно Ромеро мне незнаком.
- Павел, вероятно, будет лучшим секретарем, чем я командующим. Я
принимаю его с охотой. Теперь можно задавать щекотливые вопросы?
- Теперь можешь задавать любые. - Вера явственно испытывала
облегчение.
- Я никогда не вмешивался в твою жизнь, Вера, но один раз я позволил
это себе. Должен ли я извиниться?
- Скорее, я должна благодарить тебя за вмешательство.
Мне не хотелось говорить об этом, но оставлять что-либо недосказанным
было еще хуже.
- Павел передавал тебе, при каких обстоятельствах произошла наша
последняя беседа?
- Чуть не превратившаяся в драку, - это ты о той? Я знаю обо всем:
как он чуть не влюбился в Мэри, и как ты стал на его дороге, и как Мэри,
перед тем праздником в лесу, призналась Павлу, что любит тебя и любит
давно, с какой-то вашей встречи в Каире. И если бы не опьянение, Павел
поздравил бы тебя там же, у костра, а не полез в драку, во всяком случае,
он так собирался...
- А вот я этого не знал. В Каире Мэри обругала меня, как если бы
возненавидела с первого взгляда. И в те несколько месяцев, что мы провели
вместе, она ничего не говорила о Каире.
- А мне сказала сегодня, что ты так беспомощно взглянул, когда она
обозвала тебя грубияном, что у нее застучало сердце. Тебе повезло, Эли, и
я хочу, чтоб ты знал: я очень люблю твою жену.
Я встал.
- Я тоже, Вера. У нас с тобой не так много было случаев, когда бы мы
сходились во мнениях. Можно уйти?
- Теперь ты должен мне разрешать или не разрешать, - педантично
напомнила она.
- В таком случае я разрешаю себе уйти, а тебе разрешаю остаться.

4
Я и не представлял себе раньше, как трудно командовать. Если бы мне
предстояло выбирать сызнова, я взял бы подчинение, а не командование. Я
отвечал за все, а был сведущ лишь в ничтожной частице этого "всего".
Профессиональный военный посмеялся бы над моими попытками
организации. От позора меня спасало лишь то, что настоящих военных давно
не было.
Одно вскоре мне стало ясно: флот не готов к далекому походу.
Так мы и доложили Земле по сверхсветовым каналам: требовался, по
крайней мере, еще год подготовки.
Однажды Ромеро обратился ко мне с просьбой:
- Дорогой адмирал, - он и Осима теперь называли меня только так,
Осима серьезно, а Ромеро не без иронии, - я хочу предложить вам ввести в
свой распорядок дня новый пункт: писать мемуары.
- Мемуары? Не понимаю, Павел. В древности что-то такое было -
воспоминания, кажется... Но писать в наше время воспоминания?
Ромеро разъяснил, что можно и не диктовать, а мысленно вспоминать,
МУМ сама запечатлеет мысли. Но зафиксировать прожитую жизнь нужно - так
поступали все исторические фигуры прошлого, а я теперь, несомненно,
историческая фигура.
- После похода, если вернемся живыми, я продиктую все важные события,
которые случатся там с нами.
Ромеро настаивал на своем. Историограф похода и без меня опишет все
важные события. Мне надо рассказать о своей жизни. Моя жизнь внезапно
стала значительным историческим фактом, а кто ее лучше знает, чем я сам?
- А Охранительница на что? Обратитесь к ней, она такое насообщит,
чего я и сам о себе не знаю.
- Именно, - сказал он, - вы и сами того не знаете, что она хранит в
своих ячейках. Нас же интересует, что вы считаете у себя значительным, а
что - пустяком. И еще одно. Охранительница - на Земле, а ваша внеземная
жизнь, неизвестная Охранительнице, как раз всего интересней.
- Вы не секретарь, а диктатор, - сказал я. - Отдаете ли вы себе
отчет, что в мемуарах мне придется часто упоминать вас? И мои оценки,
боюсь, не всегда будут лестны...
Ответ его прозвучал двусмысленно. Временами Ромеро был для меня
загадкой.
- Человеку Ромеро они, возможно, покажутся неприятными, но
историограф Ромеро ухватится за них с восторгом, ибо они важны для
понимания вашего отношения к людям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15