безразличие - показное! - к происходящему счастливых обладателей
пропусков и пригласительных; обязательные встречи одного-двух, а то и
десятка знакомых, приветствия, в спешке пересказанные анекдоты, шутки,
попытки тут же у двери решить миллионные дела, попытки негодные, выдающие
плохо скрытое желание покрасоваться деловитостью.
Шурф и Ремиз вгрызались в толпу медленно, будто восходили на горный
пик, сберегая силы в разреженном воздухе, расхристанные, с выбивающимися
шарфами, в незастегнутых дубленках, чтоб сразу видел каждый - только что
вылезли из тачки, не дай Бог заподозрят, что на метро добирались. Тычки
стародавних знакомых, похлопывания по плечам сыпались со всех сторон, как
и предполагал Мишка, как и должно было быть, и приобщенность к заветному
миру особенных людей наполняла чувством, схожим с опьянением, только без
последующих головных болей.
Фердуеву Мишка заметил первым, только хозяйка могла заставить
таксиста въехать чуть ли не в стеклянные двери; в длинном жакете из аховых
чернобурок, в умопомрачительных сапогах, с непокрытой головой в ореоле
густых смоляных волос, с глазами, полными огня и презрения, Нина
Пантелеевна смотрела сквозь оробевшую толпу, а рука ее швыряла в коробку
на карданном валу купюру. Хранители порядка подтянулись, по толпе, будто
пробежал ветерок и стих. Особенное создание запахнуло полы жакета и
глянуло ввысь на небо, будто проверяя, висит ли межпланетный корабль,
доставивший ее сюда, или предусмотрительно укрылся в облаках. В аукционных
мехах, при царской осанке, вызывающей ухоженности, стати и плавности
движений, Фердуева миновала бы контроль и безо всяких пропусков: хранители
уже засветились приязнью, уже прилаживали к лисьим мордочкам и квадратным
харям улыбочки, но неземное существо извлекло из сумки пригласительный и
учтиво, сознавая, что скромность украшает, протянула глянцевый
прямоугольник низкорослому пропускале, тот восторженно оглядел Фердуеву,
растопыренной пятерней плавно рассек воздух в приглашающем жесте,
изогнулся, выпятив зад, и... в этот момент глаза Фердуевой и Мишки Шурфа
встретились.
Лучшей сцены, да прямо в дверях, при всеобщем обозрении, Мишка и
пожелать не мог. Шурф рванулся вперед, в проход, облобызал женщину, ныряя
носом в щекочущие меха, не глядя, протянул свое приглашение, и, похоже,
внося царицу на вытянутых руках, ворвался в теплый зал с гардеробом слева
и столами, импровизированными буфетами, справа.
Ремиз застрял за кадром. Вовка принялся шарить по карманам, и
низкорослый пропускала изучал его с издевкой, мол знаем-знаем, вроде найти
не можешь, а сам бочком-бочком и на протырку! Ремиз наконец отыскал
пригласительный, пропускала потускнел, у каждого свои радости. Ремиз вошел
в зал, и сразу окатило громкоголосыми мишкиными приветствиями, будто
мясник ждал друга битый час и уж отчаялся увидеть.
У гардероба возникла заминка в раздевании: женщина средних лет
сомневалась в сохранности сиротского каракулевого манто, видавшего виды и,
кроме усмешки, ничего не вызывающего. Фердуева скинула жакет из чернобурок
и тем сразу устыдила сомневающуюся, гардеробщица прыснула, трусиха в
каракуле пристыженно шмыгнула носом.
Разделись, Мишка упрятал номерки всех троих, Фердуева вышагивала в
длинном черном платье с ниткой натурального жемчуга на груди,
непосвященным могло показаться, что конкурс красоты посетила прима
миланской певческой школы или любимица нью-йоркских оперных подмостков в
сопровождении двух импрессарио. Шурф подвел Фердуеву к последней модели
"запорожца", впервые в истории этой марки и впрямь смахивающей на
автомобиль, любезно пояснил, что это вторая премия, а первая - корона из
серебра, почти сотой пробы, с бриллиантами, неважно что синтетическими,
зато почти на двести каратов и с тремя сплавными сапфирами с голубиное
яйцо. Шурф заранее повинился, что мог перепутать в мелочах, но корона -
штука впечатляющая.
Ремиз откололся, направился к столам, где кооператоры торговали
цветами в пластиковых упаковках. Ремиз купил прозрачный цилиндр с
гвоздиками, перевитыми спаржей и преподнес Фердуевой.
Переиграл Вова, тихоня наш! Шурф утратил лидерство на краткий миг и
Фердуева, понимая, что произошло, не отказала себе в добивании:
преувеличенно тепло поблагодарила Ремиза и, привстав на цыпочки,
поцеловала в щеку.
Ползала видели этот поцелуй, Ремиз возликовал: реванш за сцену в
дверях состоялся.
До начала представления оставалось минут двадцать, и Вовка потащил
честную компанию в бар. Позиции Ремиза в отеле отличались такой
прочностью, что гости Вовки расселись перед стойкой валютного бара без
содрогания. Ремиз щелкнул пальцами, моментально подбежал бармен в черном
фраке с бордовой бабочкой. Ремиз спросил, кто что желает, и на стол вмиг
вспорхнули бокалы и рюмки, источающие дивные запахи. Мишка знал, валютой
Ремиз не промышляет: чем же платить? Посидели, попили, посмеялись...
Фердуева глянула на часы, без пяти двенадцать, вот-вот начнется. Ремиз
поднялся вместе со всеми, кивнул бармену, и троица двинула в зал.
Фердуева по дороге встретила приятельницу, остановилась, Мишка и
Ремиз прошли вперед.
- А платить, граф? - уточнил Шурф, кивая на бар.
Ремиз радовался, знал, что Мишка не утерпит: два раза переиграл его,
с цветами и вот сейчас, с выпивкой на валюту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113