Один из джигитов снял с черного осла ковровый мешок и вытряхнул из него
связку лепешек, узелок с изюмом, дыню и кусок кислого сыра. Затем осторожно
положил другой мешок с мукой и вытряхнул третий ковровый мешок. В нем
оказались пенал с чернильницей, несколько книг и свитков и инструменты
оружейника.
Джигит с круглыми глазами взял одну книгу, повертел в руках, перелистал
несколько страниц и сказал:
- Здесь, вероятно, написаны хадисы и наставления, которыми длиннобородые
толстые имамы забивают головы своим тощим голодным ученикам?
- Нет, славный воин,- ответил Хаджи Рахим.- Эта книга про великого
Искендера, завоевателя вселенной.
- Хотел бы я послушать про этого храброго вояку! Но для тебя не осталось
времени. Сейчас Азраил унесет твою Душу.
Старик, который привел Хаджи Рахима, отвел в сторорону осла, не спеша
вытащил из-за пояса длинный тонкий нож, каким мясники обычно режут баранов,
и ухватил жесткой рукой дервиша за подбородок.
- Эй, дед, подожди резать! - крикнул кто-то.- Наш начальник хочет узнать,
что написано в других книгах.
Полузадушенный дервиш прохрипел:
- В одной книге описаны подвиги славного барса пустыни Кара-Бургута,
грозы караванов...
- Подожди! Оставь его, старик!..- сказал начальник шайки и внимательно
начал перелистывать книжку, рассматривая рисунки, изображавшие стычки
воинов.
Старик оттолкнул Хаджи Рахима и, ругаясь, отошел. Хаджи Рахим смотрел на
темное небо с ярко сверкавшими звездами, на красное потрескивавшее пламя
костра, на суровые лица сидевших, на пустынные пески кругом и думал:
"Откуда придет спасение? Если меня, бродягу, никто не пожалеет, то эти
воины должны бы пожалеть мальчика-оружейника, выскользнувшего из мрака
шахского подземелья. Но, даже падая в пропасть, дервиш не должен унывать:
его плащ может зацепиться за выступ скалы, или его поддержит крыло
пролетающего орла..." А Туган рядом шептал:
- Разве ты не видишь, что пришел наш последний час?
- День еще не кончился,- ответил дервит.- Впереди длинная ночь. Кто
заранее скажет, что она принесет?
"Черный всадник" положил книгу в желтом кожаном переплете на коврик перед
собой и сказал:
- До утренней звезды осталось ждать недолго. С казнью этого слуги
неверных можем не торопиться. Не послушаем ли мы этого скитальца, пусть он
нам расскажет про подвиги какого-нибудь смелого богатыря. Туган прошептал:
- Неужели, так униженный, стоя на коленях, ты будешь им рассказывать? Не
говори ни слова. Пусть лучше они убьют нас сразу!
- Потерпи,- ответил Хаджи Рахим.- Ночь длинна, и будущее может стать
необычайным...
- Пускай говорит! - послышались голоса.- Бывает, соловей в клетке поет
лучше, чем на воле.
- Тогда слушайте,- начал Хаджи Рахим.- Я. вам сейчас расскажу не о
Двурогом Искендере и не о Рустеме и Зорабе, а о славном степном разбойнике
Кара-Бургуте и о туркменской девушке Гюль-Джамал...
При слове "Гюль-Джамал" начальник шайки быстро взглянул на дервиша, брови
его удивленно поднялись. Он лег на правый бок; облокотившись, он подпер
щеку ладонью и черными горящими глазами стал внимательно всматриваться в
связанного рассказчика.
Глава пятая
СКАЗКА ХАДЖИ РАХИМА
Когда она проходила мимо быстрыми шагами,
краем своей одежды она коснулась меня.
(Из восточной сказки)
- "Гюль-Джамал была бедной пастушкой в бедном ауле, в большой туркменской
пустыне,- начал говорить нараспев Хаджи Рахим.- Гюль-Джамал знала много
песенок.
Особая песенка у нее была, чтобы вести ягнят на водопой; другая,
спокойная и радостная, уговаривала ягнят мирно пастись и далеко не
расходиться.
Но одна, тревожная песенка мрачными, отрывистыми звуками предупреждала
заблудившихся, что близко хищный волк, и ягнята, мирно дремавшие в тени
чахлого куста, разом вскакивали и быстро неслись туда, где на холме стояла
Гюль-Джамал с длинной палкой, а три большие мохнатые собаки с лаем бегали
вокруг отставших и собирали в одну кучу все стадо.
Все свои песенки Гюль-Джамал выучила от своего деда Коркуд-Чобана,
который много лет был пастухом и наигрывал песни на длинной дудке-сопелке.
Всю свою долгую жизнь он был бедняком, нанимался аульным пастухом и
кормился, переходя по очереди из одной юрты в другую, хотя он имел и свою,
старую, покривившуюся, как он сам, юрту на краю аула.
Он был одинок с тех пор, как умерли сперва жена, а потом два сына, убитые
во время войны Хорезм-шаха с вольными афганскими горцами.
Дочь пастуха, отданная замуж в отдаленноа кочевье, однажды пришла к нему,
неся на руках крошечную девочку, н, проболев несколько дней, умерла. Ее
лицо было в синяках и кровоподтеках. Что с ней произошло, никто нэ знал, а
старый Коркуд-Чобан на вопросы отвечал:
- Видно, так захотел аллах! Не всякой девушке попадается добрый муж! - и
закрывал широким рукавом темное морщинистое лицо.
Коркуд-Чобан сперва оберегал и холил свою внучку, как берег бы
захромавшую овечку, и, бродя со стадом по степи, носил девочку за спиной в
кожаном мешке, иногда вместе с блеявшим больным ягненком.
Постепенно Гюль-Джамал подрастала, потом бегала уже с ним рядом; она
подпевала тонким голоском деду, когда он наигрывал на дудке, и следила
вместе с собаками за отставшими ягнятами. Когда Гюль-Джамал еще подросла,
Коркуд вдруг заявил, что он больше не будет пастухом, что он решил отныне
лежать на войлоке близ своей старой юрты, а вместо него пойдет пасти
молодых ягнят его внучка. К тому времени приехала на облезлом осле его
старая сестра и поселилась с ним в юрте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59