.. – он пожимает плечами.
– Тьма! – восклицает Доррин, заметив, что уже середина утра. – Мне пора.
– Удачи.
«Разумно ли я поступаю? – спрашивает себя юноша. – Вряд ли. Есть ли у меня надежда на успех? Слабая. А вот могу ли я поступить иначе? После всего, случившегося с Лидрал, Кадарой и Бридом? Конечно же, нет!»
Выведя Меривен, Доррин дожидается появления у фургона Лидрал и подходит к ней. При виде оседланной кобылы и вставленного в держатель посоха плечи женщины обвисают.
– Что ты задумал? Может, хватит? Неужто ты хочешь остаться слепым до конца дней, как Креслин?
– Я не ослепну, – уверяет юноша, обнимая ее. – Во всяком случае, если все будет как задумано. А если ослепну, то ненадолго.
– А если ты погибнешь? – Лидрал отступает на шаг, не утирая струящихся по щекам слез.
– Я в долгу перед многими людьми, – говорит Доррин, указывая на «Черный Алмаз». – Слишком многие заплатили за это жизнью. Если понадобится, Яррл сможет меня заменить. А я должен отдать долги.
– Таковы мужчины. Ты отдашь долги и оставишь меня одну.
– У меня нет другого выхода.
– Знаю, – она касается губами его щеки. – Но я не обязана этому радоваться.
Они снова обнимаются, и тут, словно по сигналу, появляются Тирел и Яррл.
– Если я не вернусь до появления здесь Белых, значит, не вернусь вовсе, – говорит Доррин. – Отведите корабль на Отшельничий и попробуйте найти убежище там. Если вам откажут, плывите в Хамор.
– Боюсь, без тебя нам такой путь не осилить, – замечает Тирел.
– Я постараюсь вернуться.
– Ты не старайся, – грубовато ворчит Яррл, – а просто делай свое дело как надо и возвращайся.
Они открывают проем, и юноша едет обратно по тем же гулким, пустым улицам. На них по-прежнему ни души, хотя у некоторых домов все же дымят трубы. У моста Доррин ограждает себя и Меривен щитом невидимости и продолжает путь, ориентируясь с помощью чувств.
Ветерок несет с юга слабый запах гари. Юноша улавливает отдельные признаки окружающего его вещественного мира: приглушенную черноту предметов, скрытых в его седельных сумах, гармоническую основательность посоха и наползающий на юго-восточные холмы белесый туман.
Беженцы, пытавшиеся преградить им дорогу, уже давно ушли, но Доррин все равно старается пересечь мост как можно тише. Правда, цокота копыт Меривен не скрыть, но никто так и не появляется, и он беспрепятственно едет дальше – мимо мастерской Гонсара и мимо собственного дома. Наконец, когда белое марево начинает ощущаться совсем близко, он останавливается в выемке между двумя невысокими холмами.
Когда Доррин приближается к невидимому жару хаоса, мимо него пробегают трое – один из них хромает, и лицо его окровавлено. Они удирают со всех ног, хотя за ними никто не гонится.
Как и предполагал Доррин, Белая рать устроила дневной привал. Всего лишь два холма, один пологий, другой малость покруче, отделяют его от солдат и палаток под вьющимися белыми стягами.
В лощине между холмами юноша спешивается и привязывает Меривен к кусту позади заброшенной пастушьей хижины. Здесь еще пахнет овцами, но сами пастухи давно унесли ноги. И угнали своих животных.
Вздохнув, юноша вспоминает слова Кадары: «Ты не трус, ты просто не нашел для себя того, за что стоит сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий...»
И правда, за что же он идет в бой? Ведь Отшельничьему его машины не милее, чем Белым.
Рука его сжимает рукоять, к которой крепится трубка из черного железа со вставленным в нее снарядом, начиненным порошком для фейерверков. Положив другой такой же снаряд в карман, он закрывает суму и, оставив посох в держателе, начинает подниматься по склону. Ему удается, не запыхавшись, перевалить гребень, спуститься и подняться на второй холм. Оттуда, стараясь не производить шума, юноша спускается прямо ко вражескому лагерю и скользит мимо солдат. Свет по-прежнему огибает его, и он остается невидимым в самой гуще врагов, любой из которых способен снести ему голову одним ударом меча. Наконец средоточие хаоса начинает ощущаться всего в дюжине родов перед ним, на вершине холма. Двинувшись туда, Доррин слышит свои шаги на утоптанной глине и торопливо сходит на придорожную траву. Еще немного – и он подходит к командной палатке Белых. Изнутри доносятся голоса:
– ...приготовиться... переход не слишком долгий... все внимание на ту усадьбу! Ту, вокруг которой засека из срубленных кустов, там еще рядом остов сожженного домишки... Ничего не поджигать – Высший Маг желает осмотреть это место...
Доррин усмехается: похоже, Белые высоко оценивают его скромную персону. Спустя несколько мгновений его чувства различают среди клубящегося облака хаоса несколько уплотнений, одно из которых подобно могучему, уходящему к небесам смерчу. Рядом кружат и другие белые вихри, но они ничтожно малы и слабы в сравнении с тем воплощением хаоса, какое представляет собой Высший Маг. Проклятый злодей Джеслек.
Доррин делает еще шаг, удивляясь тому, как вообще ему удалось подобраться так близко и не оказаться обнаруженным.
– Смотрите... там!
– Световой щит!
Доррин опускает щит и направляет свое пусковое устройство на светловолосого человека, указывающего пальцем в его сторону.
Мимо, обдав его ухо жаром, с шипением пролетает огненная стрела, но юноша щелкает огнивом, и заряд ракеты из черной стали воспламеняется.
Миг – и черная, скованная гармонией сталь ударяет в самое сердце красно-белого свечения. Взрыв разносит палатку в клочья, разметав чародеев и воинских командиров в стороны, словно мусор.
Доррин шатается. Налетевший ветер треплет обрывки парусины, оставшиеся на шесте палатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186