Тот лежит навзничь, его прерывистое дыхание не сулит ничего хорошего. Рилла беспомощно поднимает глаза на Доррина.
Переведя дух, целитель опускается на колени, осторожно касается руками лба и отдает все оставшиеся у него силы, разгоняя уже почти поглотившую Пергуна смертельную белизну. Потом палуба вздымается ему навстречу, доски бьют его по лицу, и он проваливается во тьму.

CLV

Закончив бинтовать свою руку, рыжеволосая волшебница поднимается и извлекает из кучки золы и обожженного тряпья золотой амулет. Обойдя мертвое тело Белого стража, она бросает символ власти бородатому магу со шрамом на лбу.
– Возьми его, Фидел!
– Тьма! Вот уж нет. Отдай его Стиролу.
– Может, ты? – спрашивает она, повернувшись к Керрилу.
– Ания, время для игр прошло. Стирол хотел бы получить эту вещицу, и лучше отдать это ему. Особенно сейчас.
– Не заставляйте меня думать, что двое отважных и сильных Белых братьев боятся какого-то кузнеца и целителя, докатившегося до убийства.
Фидел отводит взгляд. А вот Керрил, напротив, смотрит Ании прямо в глаза.
– Ты не находишь, что этот «кузнец» действовал достаточно эффективно? – спрашивает он, вороша золу – все, что осталось от Джеслека и еще двоих человек, оказавшихся в палатке рядом с ним. – Их было трое, всего трое, и они уничтожили более половины наших сил, полдюжины братьев, а под конец и самого Высшего Мага. А что случилось бы, заявись сюда с Отшельничьего еще насколько мастеров гармонии и воинов, постарше и поопытнее? – Керрил криво улыбается. – Вот почему я предпочту положиться на человека, обладающего необходимыми познаниями и опытом. На Стирола.
– Так что же, чтобы покончить с этой спидларской швалью, мы будем дожидаться его прибытия? – кривит губы Ания.
– Нет. Мы продолжим наступление, но без спешки.
– Ты всегда такой осторожный? – спрашивает волшебница, на сей раз улыбаясь.
– Видишь ли, дорогая, – невозмутимо отзывается Белый маг, – если нет возможности опереться на силу хаоса, осторожность – далеко не худшее качество.
– Ба... Хватит разговоров, нужно отдать приказ войскам сниматься с лагеря, – говорит Фидел, утирая кровь со лба и ступая в круг обгоревшей травы, обозначающий место, где стояла палатка. Сорвавшееся с его пальцев пламя обращает в пепел распростертые поблизости мертвые тела.

CLVI

Придя в себя, Доррин обнаруживает, что голова его покоится на коленях Лидрал, которая, стерев влажной тряпицей кровь, посыпает рану на лбу измельченным звездочником. Порошок жжется, голова болит, раненое плечо ноет.
Он вспоминает Меривен, и к глазам его подступают слезы. Может быть, лошадь смогла доплыть до берега... Он содрогается, и Лидрал сжимает его плечо.
– Все в порядке.
– Какое там в порядке...
Присев, юноша забирает у нее тряпицу. Какое там в порядке, если его желание строить машины обернулось бедой даже для верно служившей ему ни в чем не повинной лошади!
Брид погиб, Лидрал подверглась мучениям, Кадара осталась без возлюбленного, а ее будущий ребенок – без отца. Целительница Рилла на старости лет лишилась крова. А солдаты? Так ли уж велика их вина?
В чем же причина всех этих несчастий? В том, что, будучи отвергнутым миром гармонии, он сам противопоставил себя хаосу? Или же дело в одном лишь его упрямстве? Стоит вспомнить Фэрхэвен – ухоженный, мирный, по-своему даже гармоничный.
Доррин не приемлет хаоса, но неужто одно лишь это могло послужить первопричиной стольких бед?
Впрочем, сейчас следует не философствовать да каяться, а позаботиться о том, чтобы к скорбному списку его жертв не добавились и плывущие на «Алмазе». Он смотрит на стоящего у штурвала Тирела, а потом переводит взгляд на север, на безбрежное море.
Впереди, в двух или трех кай от берега, дрейфуют три шхуны под флагами Фэрхэвена – белыми, с каймой цвета спекшейся крови.
Юноша порывается встать.
– Тебе нельзя напрягаться, – ворчит Лидрал, однако помогает ему подняться на ноги.
Благодарно коснувшись ее руки, он идет по покачивающейся палубе к полуюту и штурвалу.
– Отсюда нужно убираться, – говорит Доррин Тирелу.
– Как? Белые шхуны могут отрезать нас от открытого моря, в каком бы направлении мы ни двинулись. Думаю, что под всеми парусами они догонят нас даже с твоей машиной.
– А в каком направлении не могут поплыть они? – спрашивает Доррин, потирая лоб. Тупая головная боль мешает ему сосредоточиться.
– В каком им вздумается, на то они и маги.
– Сейчас не до бородатых шуток. Могут их суда идти против ветра?
– Ну... не прямо, конечно, но меняя галсы – могут.
– Хорошо. А на какое расстояние они рискнут приблизиться к берегу?
– При таком ветре? – Тирел смотрит на небо и затягивающие северный горизонт тучи. – Пожалуй, не ближе, чем находятся сейчас.
– Замечательно. Мы поплывем на восток прямо вдоль побережья.
– Но... – Тирел качает головой. – Трудно привыкнуть к мысли, что мы можем плыть, куда вздумается! Однако помни, если твоя машина подведет, нас выбросит на берег.
– Понятно. Но если мы отойдем от берега, они смогут подобраться к нам достаточно близко, чтобы изжарить нас своим колдовским огнем, – говорит Доррин и ковыляет к машинному отделению.
Машина запускается на полный ход, и «Черный Алмаз», так и не поставив парусов, выходит за волнолом. Тирел медленно поворачивает штурвал, и корабль ложится на курс, параллельный побережью.
Оставив у машины Яррла, Доррин возвращается на палубу, где под наскоро сооруженным навесом лежит на тюфяке Пергун. Глаза темноволосого молодого человека закрыты, но дышит он ровно. Мерга, на щеках которой потеки от слез, снимает с его лба влажную тряпицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186