– А твой языкастый братец в городе сегодня или нет?
– Нет. А тебе-то какое дело?
– Да я привез тебе из Аберуина подарок, но при нем дарить не хотел. – Мэйр вытащил из-под рубашки что-то, завернутое в белую ткань, и протянул девушке.
– Спасибо, Мэйр.
Он улыбнулся, глядя, как она разворачивает тряпицу и вытаскивает маленькое бронзовое зеркальце, которое легко могло уместиться у нее на ладони. С одной стороны на нем было серебряное стекло, с другой – красиво переплетенные спирали.
– Я хотел купить серебряное, – вздохнув, сказал Мэйр, – но монеты улетают от «серебряного кинжала» быстрее, чем цыплята улепетывают от лисицы.
– Ой, это неважно. Оно такое красивое. Боги, у меня никогда раньше не было зеркала! Спасибо. Нет, честно, спасибо.
Глэйнара подняла зеркальце вверх. Она наклонила голову и увидела в нем свое отражение, причем куда яснее, чем в ведре с водой. К своему ужасу, она заметила на щеке грязь и быстренько вытерла ее.
– У такой хорошенькой девушки должно быть свое зеркало.
– Ты правда думаешь, что я хорошенькая? Мне так не кажется.
Он выглядел таким возмущенным, что ей стало стыдно.
– Понимаешь, – раздумчиво сказал Мэйр, – хорошенькая – это неправильное слово, верно? Ты красива, как дикая лошадь или вьтпрыгнувшая из ручья форель, а не как роза в саду у лорда.
– Ну, тогда спасибо. – Глэйнара как раз заворачивала зеркало, но все равно покраснела от удовольствия. – А что у тебя за дело?
– Да наш Барсук хочет поговорить с Ганесом, сыном купца. Будь я проклят, если знаю, о чем, но я везу парню письмо. Я не умею читать, а то бы точно сунул в него нос. Оно не запечатано.
– Но это же нечестно!
– Оно так, но я всегда был ужасно любопытным. А, ладно, все равно я все эти буквы не понимаю. Ты придешь в город на той неделе?
– Могу прийти, могу не прийти. Зависит от куриц.
– Тогда я буду молиться богине, чтобы они снесли больше яиц, чем твоя семья сможет съесть, и чтобы мой лорд разрешил мне сходить в город.
Продав все яйца, Глэйнара подсчитала выручку. Монет оказалось достаточно, чтобы купить ткань и сшить себе платье, о котором столько времени талдычил Налин. Если работать иголкой прилежно, каждый вечер выходя во двор и оставаясь там до самого заката, платье будет готово к следующему базарному дню.

Ганес напряженно сидел на самом краешке стула и крутил в руках кубок с медом. Для похода к лорду он надел свою лучшую одежду – бригги в голубую и серую клетку и рубашку, густо расшитую цветами.
– Надо полагать, ты недоумеваешь, зачем я тебя пригласил, – говорил Пертис. – Я перейду сразу к делу. Мой «серебряный кинжал» сказал, что ты голосовал против мятежа в Аберуине. Я тоже поддерживаю короля, и сердце мое радуется, что ты – мой сторонник.
– Благодарю, мой лорд, но я не знаю, что мы вдвоем можем сделать.
– Не больше, чем мы можем, но в любом случае стоит попытаться. Я хочу предложить тебе поступить ко мне на службу. Весной разразится война, парень, и нет сомнений, что мятежники захотят убить меня прежде чем пойдут войной на короля.
– Я не воин, мой лорд но если вы хотите, чтобы я присоединился к вашей дружине, я буду сражаться, как лев.
Пертис одновременно удивился и устыдился. Он считал этого юношу обычным купцом, что было чуть позначительнее фермера, и уж конечно, трусом, так что до сих пор в расчет его не брал.
– Вообще-то, – сказал Пертис, – я надеялся, что ты для меня кое-что сделаешь. Ты же имеешь дело с Западным Народом, правильно? И знаешь, где их найти?
– Да, мой лорд, – озадаченно ответил Ганес и вдруг понимающе усмехнулся. – Длинные луки!
– Именно. Если я нагружу тебя железным товаром, и красивой одеждой, и драгоценностями – в общем, всем, что сумею наскрести – как по-твоему, наменяешь ты мне достаточно луков для моей дружины? Между прочим, я не откажусь и от лучников, если ты их уговоришь.
– Я попробую, мой лорд, но не думаю, что Западный Народ стремится в наемники. Впрочем, луки-то я, конечно, добуду.
– Это уже кое-что. – Тут Пертис заколебался, потому что ему в голову пришла неожиданная мысль, и он удивился, почему не подумал об этом раньше. – Ты знаешь, я вот думаю, гордый ли я человек.
– Мой лорд?
Пертис долго не отвечал, но все же любовь к детям заставила его заговорить. Конечно, ни один мятежный лорд не станет убивать его дочь, но во время осады случаются страшные вещи, особенно когда все кончается пожаром. Но если Пертис проиграет свою битву, и мятежники потерпят поражение в войне, Адрегин обречен. Люди короля просто задушат его.
– Скажи мне вот что, Ганно. Сможешь ты найти мою жену?
Ганес уставился на него, открыв рот.
– Конечно, ради меня она и пальцем не шевельнет, – продолжал Пертис. – А вот ради Беклии и Адрегина соберет небольшую армию.
– Я постараюсь, мой лорд, но только эльфийские боги знают, где она может быть, а Западные Земли ужасно велики. Чем скорее я уеду, тем лучше. Можете вы дать мне охрану и вьючных лошадей? Чем меньше папашиных вещей я возьму, тем меньше вопросов мне будет задавать мама.
Весь вечер, пока Ганес подбирал снаряжение в дорогу, Пертис мучился над письмом к жене. Наконец времени осталось совсем мало, и он решил, что напишет как можно проще и короче:
«Наши дети в смертельной опасности из-за грядущей войны. Мой гонец все тебе объяснит. Ради них я молю тебя о помощи. Я готов смириться и унизиться перед тобой, только прибудь сюда и забери их в безопасное место».
Он свернул письмо, вложил его в серебряный футляр, скрепил печатью и, не раздумывая, поцеловал печать, словно воск мог передать его поцелуй той, которой он предназначался.
На закате Ганес и его караван выступили из ворот дана:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136