Не представитель закона, а базарная торговка, ругающаяся с покупателем из-за найденного под весами магнита.
— Я? Пьян? Очень немного. И быстро просплюсь. А вот ты…
— Отдай документ! Отдай по-хорошему…
— А ну-ка заткнись! — рявкнул Катышев, и это подействовало.
Следачка взяла себя в руки. Голос больше не срывался. В нем слышалась злость, но не слепая, а взвешенная, просчитанная.
— Ты на себя берёшь слишком много. Не боишься последствий?
— Надоело бояться.
— Ну чего ты хочешь добиться? Крутизну показать? Перед кем? Да утром мой шеф с тебя самого штаны снимет и так поимеет за самоуправство…
— Что значит — с меня самого? И почему только утром? До этого он тебя иметь будет? Или вон тот наездник? — рукой с протоколами Катышев указал на спортивную иномарку, а свободной рукой пощупал мех на рукаве «норки», причём проделал это так быстро, что девушка не успела ни отстраниться, ни вздрогнуть. — Наверное, к нему в койку торопишься? Шубку отработать спешишь?
А дальше Катышев высказался в том плане, что о грядущих разборках в кабинетах большого начальства не беспокоится, потому как его иметь — только половой орган тупить.
Кульминация превзошла все ожидания.
В дело вмешался джигит.
Что им руководило, Акулов понял несколько позже, а в тот момент, когда горец покинул машину и с явным намерением вмешаться направился к ним, удивился безмерно.
Рослый, самоуверенный. Пальцы унизаны золотом.
Акулов подумал: не задирай так сильно голову, ты этим подставляешь для удара подбородок.
И ещё подумал: никакой он, конечно, не мент и не прокурор.
— Слюшь, да! — сказал горец гортанно; с русским языком у него были большие проблемы. — Она тебе сказал, да? Зачем кричишь? Ты не кричи на неё, она твой начальник! Как скажет — так делать бюдешь, да?
Глядя на Катышева и продолжая говорить, джигит оказался перед Андреем.
Он был убеждён, что ему уступят дорогу.
Акулов не уступил.
Джигит левой рукой попытался Андрея подвинуть. Не толкал, а просто обозначил: не мешай, вали отсюда.
И продолжал говорить…
— Заткнись!
Джигит удивился. Крылья тонкого носа раздулись. Он хотел переспросить, не послышалось ли ему?
Не послышалось. Андрей не стал повторять, сделал проще.
Ударилась кость о кость. Звук был неприятный.
Акулов знал, каким местом головы нужно бить.
Добавлять не потребовалось. Выставленный подбородок сыграл со своим носителем нехорошую шутку.
У горца закатились глаза и подломились колени, но он-таки устоял. Попятился, поковылял, набирая скорость, назад. Добрался до спортивной машины, хотел, видимо, сесть на капот, но не рассчитал. Промахнулся. Шлёпнулся задом на лёд, дрыгнул коленями, да так и остался сидеть, опираясь спиной о бампер своей иномарки, свесив голову и широко раздвинув ноги.
Изо рта повисла нитка слюны.
Следачка молчала, шокированная.
— Что ты ему сказал? — уточнил Катышев.
— Что он имеет право молчать.
— А где так головой махать научился?
— В тюрьме.
* * *
— Рассказывай, Саша.
— Что рассказывать?
— Все. В частности, как ты дошёл до жизни такой.
В физкультурно-оздоровительном комплексе только что закончился обыск. Продолжался он около часа, но, поскольку никто толком не знал, что искать, и не рассчитывал на сногсшибательные находки, результатов это не принесло. Пооткрывали шкафчики и кладовые, разбили пивную кружку, разворошили документацию. Администратор Санёк наблюдал за этим мрачно. Когда процедура закончилась и Акулов объявил, что теперь им следует обстоятельно поговорить, предложил расположиться в комнате отдыха сауны.
Они сидели в тех же креслах, которые недавно занимали Громов и Калмычный.
— Нормальная жизнь. В институте учусь.
— Кем будешь?
— Юристом.
— Хорошее дело. — Акулов пригляделся к собеседнику: — Судимый?
— А это имеет значение?
— Иначе я бы не спрашивал.
— Сто сорок шестая, часть два. Пять лет отсидел.
— Разбой?! Хорошее дело… Поподробнее расскажи.
— Чего там рассказывать? Студентами были, гуляли. Ночью не хватило денег на выпивку. Одолжили у одного паренька. Копейки! Взяли портвейн, даже допить не успели, как всех повязали.
— Просто одолжили? Не бывает разбоя без оружия!
— Так ножика никто не нашёл…
— Это не значит, что его не было вовсе.
— Мало ли, что терпиле привиделось? А у меня вся жизнь оказалась зачёркнута…
— Давно освободился?
— Прошлым летом.
— Где чалился?
— В Архангельской области. — Санёк усмехнулся, и это было первым проявлением эмоций на его неподвижном лице. — У меня отец — капитан первого ранга, служит в тех краях. И я там родился. Сюда переехал, когда восемнадцать исполнилось.
— От армии прятался?
— Служить, конечно, не хотелось. Насмотрелся в детстве! Но лучше бы я отслужил. Два года — не пять. А приехал сюда, чтобы в институт поступить.
— Ближе ничего не нашлось?
— Здесь тётка раньше жила. Пока я сидел, она умерла. И квартира пропала.
— Сейчас где обретаешься?
— Снимаем квартиру. Я, жена. Ребёнку два месяца. Между прочим, мы с ней ещё на первом курсе познакомились. Наверное, это о чем-то говорит, раз она меня дождалась?
Акулов не стал отвечать. Отвернулся, чтобы собеседник не мог прочитать мысли по глазам. Посмотрел в окно. Вертикальные жалюзи были раздвинуты, так что можно было видеть раскуроченный джип. Около него ещё продолжалась работа.
— С прошлым понятно. А сейчас чем занимаешься?
— Спортом.
— Шахматами, наверное?
— В шахматы тоже играю. Ходил сюда качаться, а потом Лариса Валерьевна предложила администратором поработать. Я согласился. Удобно: все тренажёры бесплатно и в любое время, баня хорошая…
— А зарплата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108