Но потом все переменилось.Мегвин думала, что когда она и другие живые эрнистирийцы привлекали богов на свою сторону, они тем самым решили исход дела. Однако сами боги тоже участвовали в войне, как и эрнистирийцы, и эта война еще не была выиграна. Худшее еще ожидало их впереди.И боги скакали по бескрайним белым полям небес в поисках Скадаха, дыры в вечную тьму. И они нашли его. Он был огражден камнями, добытыми в самых темных глубинах вечности, так ее учили наставники, и полон самыми страшными врагами богов.Она никогда не думала, что такое может существовать: порождения чистого зла, блестящие сосуды пустоты и отчаяния. Но она видела, как одно из них стояло на древней стене Скадаха, слышала его безжизненный голос, предрекающий гибель богов и смертных. Весь этот ужас таился за стеной… и теперь боги собирались разрушить ее.Мегвин догадывалась, что пути богов неисповедимы, но и представить не могла, что они настолько темны для разума смертных.Она снова повысила голос в песне, надеясь заглушить заунывные звуки, но через некоторое время сдалась. Боги и сами пели, их голоса были гораздо сильнее, чем ее.Почему они не остановятся? — безнадежно думала она. Почему не перестанут?Но спрашивать было бесполезно. У богов были свои планы. Так было всегда.Эолер давно уже потерял надежду понять ситхи. Он знал, что они не боги, как думала несчастная, потерявшая разум Мегвин, но ситхи и в самом деле были не намного ближе и понятнее истинных небесных богов. Граф отвернулся от огня и сел спиной к Мегвин. Она напевала что-то про себя. Когда-то у нее был приятный голос, но по сравнению с пением мирных он казался слишком высоким и резким. Ни один смертный не может состязаться в пении с…Граф Над Муллаха вздрогнул. Ситхи запели громче. Эту музыку невозможно было игнорировать, так же как и их кошачьи глаза, когда они смотрели прямо в лицо. Песня пульсировала, то увеличиваясь, то уменьшаясь, напоминая тайную пульсацию океана.Уже три дня ситхи пели под снегопадом, собираясь у каменных стен Наглимунда. Норны не оставляли их без внимания: несколько раз белолицые защитники появлялись наверху и выпускали залп стрел. Несколько ситхи были убиты во время этих нападений, но у них были и свои стрелки. Каждый раз норны были вынуждены уйти со стен, и ситхи продолжали пение.— Не знаю, долго ли я выдержу, Эолер. — Изорн появился из пурги, борода его заиндевела. — Я был вынужден поехать на охоту, только для того чтобы не слышать, но этот звук преследует меня повсюду, где бы я ни был. — Он бросил у костра убитого зайца. Кровь текла из раны, оставляя на снегу красные пятна. — Добрый день, леди, — сказал молодой риммер Мегвин. Она перестала петь, но не ответила. Казалось, она не в состоянии видеть ничего, кроме прыгающего пламени.Эолер перехватил задумчивый взгляд Изорна и пожал плечами.— Не такой уж страшный звук.Риммер поднял брови.— Нет, Эолер, наоборот, он в чем-то даже прекрасен. Но слишком прекрасен для меня, слишком силен, слишком странен. Он причиняет мне боль.Граф нахмурился:— Знаю. Мои люди тоже не находят себе места. Больше того — многие напуганы.— Но зачем они это делают? Они же жизнями рискуют! Вчера двоих убили! Если это какой-то обряд, который им обязательно нужно выполнить, почему они не могут петь за пределами досягаемости стрел?Эолер беспомощно покачал головой:— Не знаю. Убей меня Багба, я не знаю, Изорн.Немолкнущие, как шум океана, голоса ситхи омывали лагерь.Джирики пришел перед рассветом. Розоватый отсвет тлеющих углей выхватил из темноты его острые черты.— Этим утром, — произнес он и сел на корточки, неподвижно глядя на угли. — До полудня.Эолер протер глаза, стараясь окончательно проснуться. Он спал урывками, но ему казалось, что сна давно уже не было.— Этим… этим утром? Что ты имеешь в виду?— Начнется битва. — Во взгляде Джирики, обращенном к Эолеру, было что-то, что можно было бы принять за сожаление, если бы это лицо принадлежало смертному. — Это будет страшная битва.— Почему ты думаешь, что она начнется именно сегодня?— Потому что мы готовы начать ее. Мы не можем осаждать крепость — нас слишком мало. Тех, кого вы называете норнами, еще меньше, но они скрыты в огромной каменной раковине, а у нас нет ни машин смертных, созданных для штурма, ни времени, чтобы их построить. Поэтому мы идем нашим путем.— Это как-то связано с пением?Джирики кивнул со странной торжественностью.— Да. Подготовь своих людей. И объясни им следующее: что бы они ни увидели, что бы ни думали, наши враги в крепости — живые существа. Хикедайя такие же, как мы, и такие же, как вы, — из плоти и крови. Они тоже умирают. — Его спокойные золотые глаза не мигая смотрели на Эолера. — Ты скажешь им это?— Скажу. — Эолер поежился и пододвинулся ближе к огню, протянув руки к остывающим углям. — Утром?Джирики снова кивнул и встал.— Если удача улыбнется нам, это закончится до темноты.Эолер не мог себе представить, как можно взять Наглимунд за такое короткое время.— А если не закончится? Что тогда?— Тогда будет… тяжело. — Джирики отступил на шаг и исчез в пурге.Эолер посидел еще немного перед остывшими углями, стискивая зубы, чтобы они не стучали. Когда он понял, что одному ему не справиться, он встал и пошел будить Изорна.Под ударами ветра серый и красный шатры, оседлавшие вершину холма, казались парусниками, поднятыми взметнувшейся волной. Еще несколько шатров расположились чуть ниже, множество других теснились по всему склону и заполняли долину. За ними лежало озеро Клоду — широкое сине-зеленое зеркало.Тиамак стоял перед шатром и медлил входить, несмотря на холодный ветер. Сколько людей, сколько движения, сколько шума!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151