Толпы парижан текли мимо нас, витрины магазинов и маленьких кафе манили зайти. Все были веселы, никто никого не толкал, не ругался. “Даже дети у них не капризничают”, - подумала я с завистью. Над толпой витал запах хорошей косметики, аромат вкусной еды. Можно только удивляться, как, поедая столько печеного, сладкого, жареного и жирного, французы в массе своей остаются тощими.
Рано или поздно все заканчивается, завершился и этот волшебный день. На улице уже окончательно стемнело, когда мы с Наташкой помчались домой. Устав от беготни, я тихо дремала на заднем сиденье, Наташка напевала какую-то песенку:
- Зизи, зизи…
"Надо будет спросить у нее, что такое “зизи”, - вяло отреагировал мой мозг на незнакомое слово. И на этом я заснула.
Разбудил меня резкий толчок машины. Оказывается, мы уже доехали. Я открыла глаза и зажмурилась от яркого света. Во дворе было полно машин: две простые “Скорые помощи” и одна реанимация, несколько полицейских, два красных “Рено”, грузовик, на котором громоздились останки темно-синей машины.
Наташка выскочила из машины. Невысокий лысый толстячок поспешил ей навстречу:
- Мадам, позвольте представиться, я комиссар Перье. Глубоко сожалею, но должен сообщить вам ужасную новость. Мадам, мужайтесь: ваш муж попал в автомобильную катастрофу и…
Не дослушав его, Наташка рухнула на землю. Комиссар засуетился вокруг нее:
- Сюда, скорей, врача, ей плохо!
К Наташе подбежал бородатый мужчина в белом комбинезоне.
- Разве можно так, господин комиссар, - сразу, как обухом по голове. Вы бы сначала дали ей сесть. Ну и методы у вас… - укорил он комиссара.
- Я еще не успел ничего произнести, - начал оправдываться толстячок. - Я только намекнул, что произошла катастрофа.
- Да, конечно, глядя на то, что осталось от машины, она должна была подумать, что ее муж задавил кошку, - продолжал доктор, делая укол. - Хорошо, хоть ребенок не сильно пострадал.
При этих словах я почувствовала, что теряю сознание.
- Господа, с бароном Макмайером в машине была девочка. Что с ней?
- Ребенок в полном порядке, несколько легких ушибов, и все. А вы кто, мадам? - поинтересовался комиссар.
Я замялась: Наташка всем представляла меня как свою сестру - жаль, не успела спросить у нее, почему.
- Я сестра баронессы Макмайер и мать девочки, которая ехала с Жаном!
- О, простите мадам, - комиссар поклонилcя. - Ваша девочка в гостиной вместе с врачом, медсестрой и няней. Но мы будем вынуждены допросить ее, так как она единственный свидетель. Скажите, мадам, сколько лет ребенку? По нашим законам мы обязаны вызвать адвоката, если…
- Хорошо, хорошо, - перебила я комиссара, - скажите, что с Жаном?
- Он мертв, мадам, - сухо ответил комиссар. - И сделайте так, чтобы ваша сестра не настаивала на осмотре тела. Его уже опознали слуги.
- Но почему, комиссар?
- Он сильно изуродован, зрелище это - не для жены, мадам, - еще раз вежливо поклонился полицейский.
Я пошла в дом, за мной брели очнувшаяся Наташка в грязном костюме, комиссар, врач и два ажана.
В гостиной горели все лампы. На диване в горе подушек, укрытая пледом, сидела Маша. Перед ней на коленях я увидела Софи с чашкой, по ее лицу текли слезы.
- Я педиатр, мадам, - обратился ко мне мужчина, стоявший возле Софи. - Ребенок пережил страшный шок, девочку следует поместить на несколько дней в клинику, потом вам, вероятно, потребуется психотерапевт. Ни о каком полицейском допросе не может быть и речи. Детскому организму не под силу такие перегрузки…
- Глупости все это! - фыркнула Маша, выбираясь из пледа. - Может, это ваши французские дети такие нежные, а мы, дети из России, абсолютно нормальные и здоровые люди. Допросить меня нужно сейчас, а то завтра я могу забыть какие-то детали. Мой долг - помочь правосудию. И уберите от меня эту чашку с бульоном. Терпеть не могу воду с жиром!
Комиссар почесал переносицу. Врач снял очки.
- Знаете, мадам, - пробормотал он, протирая стекла, - я много слышал о русских женщинах. Позвольте мне выразить вам свое искреннее восхищение!
- Ладненько, ладненько, мой ангел, расскажи-ка нам все с самого начала, прямо с той минуты, как ты сегодня проснулась, - проговорил комиссар.
Все расселись по креслам, ажаны встали у двери. Софи, вытирая слезы, вновь укутала Машу пледом.
- Утром меня разбудил Жан, - начала Машка. От всеобщего внимания она раскраснелась, и на ее щеках выступили грязные подтеки.
"Значит, она все-таки плакала”, - отметила я машинально.
- Он вошел рано, было около восьми. Я оделась, мы позавтракали и составили план разорения.
- План чего, моя белочка? - поинтересовался комиссар.
- Вы можете со мной не сюсюкать, - отрезала Машка. - Составили план разорения. Это Жан придумал. Он сказал, что мы идем разорять магазины. Сначала разорим один, потом другой, а когда товары кончатся во всех магазинах, мы полетим в Нью-Йорк и продолжим там. Но это была шутка.
Машка рассказывала долго, смакуя подробности, описывала покупки… Я поняла, что в районе часа они проголодались и решили перекусить. Машка попросилась в “Макдональдс”. Но Жан сказал ей, что это salte и что Макмайеры в “Макдональдс” не ходят. Поэтому они зарулили в китайский ресторан, где от души попробовали все блюда. Жан не пил ни капли, даже пива, только “Виши”. Потом они ели мороженое - ванильное с шоколадом и орехами. А затем снова кинулись в магазины. Завершилась эта оргия на Блошином рынке покупкой фарфоровых собачек…
Все их приобретения не влезли в багажник. Поэтому хорошенькое голубое одеяло в розовых белочках, набор подушечек “Белоснежка”, теплые попонки для собак, подстилочки в бантиках для кошек, пуфики в виде оленей, большого розового зайца, большую голубую собаку и сумку с подарками для меня и Наташки они положили на заднее сиденье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49