Мы далеко от города, и не можем известить военное бюро, что появились вражеские армии, которые нам угрожают. Они не спрашивают, а мы не отвечаем.
В своем кабинет Хаману тяжело сглотнул, и прервал псионическую связь с Джаведом. Он посмотрел на Энвера и остальных — мужчин и женщин, частично темпларов, а частично волшебников, которые всегда присутствовали во дворце на тот случай, если надо было использовать военное заклинание не пользуясь силой Черной Линзы, и которые сильно повредили охранные заклинания на двери его кабинета. Эти заклинания, наложенные его бессмертным сознанием, не могли быть полностью уничтожены смертными мастерами-псиониками и волшебниками. Но смертные решили так действовать из-за крайних обстоятельств: три дня они глядели в запертую дверь. Три дня без единого шевеления. Страх, повисший в душном воздухе кабинета, был не страхом за жизнь бессмертного Доблестного Воина, но страхом за его душевное здоровье.
Хаману не мог даже начать объясняться, и не стал пытаться.
— Я не призывал ни тебя, дорогой Энвер, ни кого-нибудь другого. Я просто дал возможность своему сознанию плыть туда, куда ему хочется. Правда я не нашел то, что искал, но в любом случае мне не нужна ничья помощь.
Дварф-исполнитель низко поклонился. — Я думал-
Хаману оборвал его. — Я знаю, о чем ты думал, дорогой Энвер. — И он действительно знал. Вообще-то не стоит ругать смертных за сочуствие, хотя и плохо направленное. — Я позову тебя, когда когда я буду нуждаться в тебе, но я ожидаю, что не увижу тебя ни на мгновение раньше.
— Да, конечно, Ваше Всеведение.
Остальные, как темплары, так и волшебники с вытянутыми, одутловатыми лицами быстро бросились через порог, оставив Энвера наедине с гневом Короля-Льва. Хаману дал возможность им убежать, дожидаясь, пока он с дварфом не останутся в комнате одни, а потом сказал:
— Благодарю тебя, дорогой Энвер.
Энвер поднял голову. — «Благодарю тебя», Ваше Всеведение? С юных лет я служу вам. Я думал, что я привык ко всем вашим поступкам, знаю как надо действовать в тех или иных ситуациях; я ошибался. Простите меня, Ваше Всеведение. Впредь я не допущу подобных ошибок.
— Нет, — задумчиво сказал Хаману, когда дварф повернулся и уже почти вышел за порог. Время ошибок и триумфов быстро приближалось. — Энвер-
Дварф повернулся на носках.
— Благодарю тебя за хлеб. Он просто великолепен.
Слабая улыбка осветила лицо Энвера, потом он исчез за дверью. Дверь кабинета тоже исчезла, как будто ее не было. Не осталось даже пыли. Хаману мог восстановить иллюзию и надежно защитить ее охранным заклинанием. Вместо этого он привел в порядок листы пергамента на столе — хорошее упражнение для затекших пальцев, лучшее чем любое другое.
Прошлое, да, прошлое — это ловушка. Хаману уже дважды попадался в нее с тех пор, как начал описывать свою историю Павеку. Он не может изменить свое прошлое; но никогда раньше он не позволял ему влиять на его будущее — будущее Урика — и не собирается начинать сейчас. Если уже не слишком поздно. Заклинание невидимости, при помощи которого он надеялся найти ответы на свои многочисленные вопросы должно было быть готово две ночи назад.
Призвав круглое и непостижимое колесо фортуны, Хаману нетвердо поднялся на ноги. Ему понадобилось три шага на задеревенелых ногах, чтобы очутиться около обитого железом сундука. Сундук оказался целым и невредимым — добрый знак! Тем не менее Хаману затаил дыхание, пока снимал закрывающие заклинания и поднимал крышку. Многоцветный песок вокруг тигля стал белым, белым как кость — хороший признак. Он не дышал, пока не вынул тигель из песка. Его поверхность была испещрена крохотными ямками, а шов между основанием тигля и его крышкой оказался оплавлен. Хаману громко постучал по нему указательным пальцем. Металлические хлопья упали в песок. Крышка легко открылась.
Множество блестящих бусин, некоторые совсем маленькие, другие размером с кончик ногтя Хаману лежали на дне тигеля. Он осторожно высыпал их на ладонь. Примерно половину из них, на всякий случай, он отделил и положил в особую, использовавшуюся только для хранения заклинаний шкатулку, а остальные проглотил, выговорив слова заклинания и прижавшись к стене, пока бусины таяли в его горле.
Дискомфорт был минимален по сравнению с потерей ориентации, которую вызвало заклинание, пока проникало внутрь него через все иллюзии. Несколько мгновений кожа Хаману равномерно светилась. Потом весь кабинет оказался омыт острым, движущимся светом бусин. Свет вырывался через его кожу, оставляя темные закопченые пятна на за собой. Хаману подхватил шкатулку с бусинами, которая лежала в обесцвеченном песке — он уронил ее туда, когда заклинание начало действовать, затем рассек воздух перед собой. Свет заклинания заиграл в тумане, когда он быстрыми шагами вошел в Серость, иначе эта комната стала бы ловушкой для него — она была слишком мала, чтобы вместить в себя его изменившееся под действием заклинания сущность.
Полностью оказавшись в Серости, Хаману надел на себя еще одну иллюзию. Это была по своему совершенно замечательная иллюзия, потому что теперь Король-Лев Урика появился — в самом магическом из магическом мест — в виде совершенно заурядного человечка. Он мог похвастаться двумя совершенно одинаковыми руками, спутанной гривой грубых черных волос и кошмарным шрамом, который начинался под правым глазом, шел через нос и заканчивался безобразной шишкой там, где он соединялся с верхней губой.
Интересно, что подумал бы Павек, если бы сам смог войти в нижний мир и увидеть, как его копия несется через туман?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115