— Нет, конечно. Но порой, когда мне бывает хорошо, вот как сейчас, я начинаю думать, как долго это будет продолжаться.— А почему это должно кончиться?— Ну, при твоей работе рано или поздно что-нибудь стрясется.— Не обязательно. Я стал гораздо осторожнее, не лезу на рожон, научился ходить окольными путями.— Но когда-то все равно наступит конец. Не вечно же ты будешь Наладчиком Джеком.Очень верное замечание.— Согласен. Не могу быть уверен на все сто, но лет через пять я думаю завязать. Мне стукнет сорок. В эти годы реакция уже не та и трудно обходиться без очков. Кризис среднего возраста. Вот тогда я задумаюсь о своей непутевой жизни и займусь чем-нибудь другим. Стану, к примеру, бухгалтером или биржевым маклером.— Аналитик Джек, — засмеялась Джиа. — Так и вижу, как ты изобретаешь всякие хитрые схемы, чтобы задобрить налоговое управление.Но Джеку было не до смеха. Будущее не сулило ничего веселого. У него не было официального статуса — налоговое управление и все прочие федеральные и местные ведомства не догадывались о его существовании. Сейчас это его вполне устраивало, но что будет потом, когда он устанет скрываться и хитрить и захочет возвратиться в мир законопослушных болванов? В молодости он не задумываясь вычеркнул себя из членов общества. Тогда ему казалось, что навсегда.Возможно, так оно и есть. Сможет ли он когда-нибудь смириться с тем, что обязан платить подоходный налог? Он ведь тратит самое дорогое, что у него есть, — часы, дни и недели своей жизни — рискует этой самой жизнью, чтобы заработать себе на хлеб. Разрешить государству отбирать часть заработанного — все равно что отдать ему кусок своей жизни. Если ты теряешь независимость в какой-то доле своего существования, даже самой незначительной, считай, что проиграл. После этого ты уже не сможешь распоряжаться всей своей жизнью. Должен отказаться от прав на какую-то ее часть. И уже не ты решаешь, как велика она будет.Но если он хочет связать свою жизнь с Джиа и Вики, он должен войти в их мир. Брать их в свой он просто не имеет права. Но как ему теперь нарисоваться? Он же не может появиться из ниоткуда, не объяснив, где он пропадал все эти годы.Ладно, когда наступит срок, он что-нибудь придумает. В конце концов, время еще есть...— А ты не рассердишься, если я куплю ферму? Ты же у нас вегетарианка.— Почему я должна рассердиться?— Но я же буду разводить отбивные.Она рассмеялась. Ему нравился этот звук.— Отбивные не разводят.— О'кей, тогда я буду на них охотиться — на дикое филе миньон и шашлык на ребрышках.— Ты, наверное, имеешь в виду коров, — включилась в игру Джиа. — На фермах разводят коров, потом их забивают и делают из них бифштексы.— Ты хочешь сказать, что их надо убивать? А если у меня не поднимется на них рука?— Тогда у тебя будет целое стадо домашних питомцев.Внезапно Вики перегнулась через спинку сиденья, указывая рукой на переднее стекло:— Смотрите! Ветряная мельница. Уже вторая. Мы что, в Голландии?— Нет, — успокоил ее Джек. — Мы все еще в Нью-Йорке. Этот пригород называется Ист-Хемптон. Сейчас мы его найдем...Развернув карту, он определил их местонахождение. И сразу понял, что сделать это надо было раньше.— На первом же развороте поворачивай обратно. Мы проехали поворот. Возвращаемся на Оушен-авеню и там сворачиваем на Лили-Понд-Лейн.— Благодарю тебя, Чингачгук, — улыбнулась Джиа, увозя их все дальше от цели. — Лили-Понд-Лейн... Это о ней поет Боб Дилан?— Кажется, да.— Я читала, что там живет Марта Стюарт.— Надеюсь, она ждет нас к обеду.Чем ближе подъезжали они к океану, тем больше и роскошнее становились особняки, все выше поднимались живые изгороди и заборы, на которых красовались таблички с названиями охранных агентств, оберегающих данную территорию.— А кто здесь живет?— Да всякие Келвины Клайны и Стивены Спилберги.— И Милоши Драговичи в придачу.— Да, и они тоже. Его дом как раз на Фаро-Лейн. Поворачивай налево.В конце Фаро-Лейн, короткого и прямого проезда, стоял трехэтажный дом, закрывающий весь вид на море и добрую половину неба. Голубые оштукатуренные стены венчала ярко-синяя черепичная крыша в средиземноморском стиле.— Какая любовь к синеве, — заметил Джек.Он внимательно осмотрел ограду. Высокая каменная стена с битым стеклом наверху — что ж, выглядит лучше, чем колючая проволока. Повсюду натыканы видеокамеры. У чугунных ворот не видно охраны — вероятно. Драгович полагается на своих телохранителей. Однако через приоткрытые створки Джек заметил немецкую овчарку.Неожиданно Джиа остановила машину.— Чудовищно, — произнесла она, покачав головой. На лице у нее появилось отвращение. — Другого слова не подберу. Из всех мыслимых цветов он выбрал именно этот. Если ему хотелось произвести впечатление, то он явно прогадал.— Нет, нет, не останавливайся! — заволновался Джек.Взглянув наверх, он заметил камеру, нацеленную прямо на него, и быстро отвернулся.— А в чем дело? — спросила Джиа.— Да ни в чем. Просто поезжай вперед и давай побродим по песочку.Проклятье! Интересно, эта камера работает постоянно или ее включают по мере необходимости? Неужели его записали на пленку?Надо было ехать одному, подумал он. Но кто знал, что она захочет остановиться? Ладно, что сделано, то сделано. Не стоит впадать в панику. Никто ничего не заподозрит. Просто парочка на старом «бьюике» остановилась поглазеть на роскошный дом. Наверняка такое случается ежедневно.Проехав еще немного к западу, они наткнулись на стоянку около пляжа Джорджика. Все трое сбросили туфли (Джек незаметно расстегнул ремень на ноге и засунул свой «земмерлинг» в карман) и босиком побежали по песку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111