Я не ломала им ноги, не грабила…
— У тебя была неделя, чтобы отыскать новую работу, — инспектор захлопнул папку. — Прошло две. Ты прекрасно знаешь, что теперь будет.
— Принудительные работы, — пожала плечами девушка.
— Догадливая. Именно. Четыре раза ты уже не справилась, эль-Неренн. Пятый раз — последний. Если на тебя поступит хоть одна жалоба от нанимателей, тебя вышлют из страны в течение сорока восьми часов. Это тебе понятно? Или ещё раз прочесть текст закона?
Девушка вновь улыбнулась во весь рот, ослепляя инспектора блеском зубов.
— У вас такой приятный голос, инспектор. Прочтите.
— Ей весело, — инспектор открыл ящик стола, извлёк оттуда толстую книгу. — Я не думал, что человек может настолько не дорожить собственной жизнью.
Девушка неожиданно встала, склонилась над столом, приблизившись к собеседнику.
— У меня была ночь, чтобы выплакаться, инспектор, — шепнула она. — Теперь я буду только смеяться.
Она уселась на место столь же стремительно. Её счастье, что сержанта нет. Резкие движения в этой комнате делать не разрешается.
— Я слушаю вас, — она вновь улыбалась. — Пусть всё будет, как положено.
— Как скажешь, — инспектор пожал плечами, нажал на кнопку селектора. Через несколько секунд сержант вновь возвышался над задержанной, а та, пристально глядя инспектору в глаза, выслушивала текст параграфа 20 пункта 5 статьи 11 «Закона об иммиграции», том пятый Свода Законов Республики Альваретт. Слушала с должным выражением лица.

* * *
— Сейчас мы отправимся к прокурору, — инспектор взглянул в глаза сержанту, тот кивнул, отошёл к двери и сделал кому-то знак. — Следующую неделю, эль-Неренн, вы проведёте в исправительном учреждении 22 провинции Рикетт республики Альваретт, до назначения вам места работы в соответствии с текстом параграфа 20…
Он не смог договорить. Такое с ним случилось впервые — альбиноска просто смотрела ему в глаза, когда инспектору захотелось расхохотаться — да так, что сил едва хватило на то, чтобы изобразить неожиданный приступ кашля.
— Если есть вопросы или пожелания, можете высказать их сейчас.
— Есть, — немедленно отозвалась девушка. Сержант напрягся. — Инспектор, при нашей первой встрече… я сказала, что не будет вам удачи. Прошу извинить.
Инспектор не поверил своим ушам.
— Всё ещё паясничаешь?
Эль-Неренн покачала головой. В выражении её глаз инспектор не заметил издевки. Из девицы могла бы выйти прекрасная актриса.
— И не думала. Я не собираюсь здесь больше появляться, инспектор. Я не хочу состариться в этом вашем исправительном учреждении.
Инспектор усмехнулся.
— Хотелось бы верить. Ладно, извинения приняты, если тебе от этого легче. А сейчас — встань, спиной к стене, руки вытянуть перед собой… Правила тебе известны.
Вошедший полицейский держал в руках «сбрую» — смирительный костюм для заключённых женского пола.
— Зачем это? — поразилась эль-Неренн.
— Ну как, — инспектор взглянул в глаза сержанту. Тот ухмыльнулся. — Если я правильно помню нашу пьесу, ты начнёшь сопротивляться, и к прокурору тебя придётся везти принудительно.
— Что вы! — поразилась девушка. — Я слышала, у нас новый прокурор. Было бы неуважением явиться к нему связанной. К тому же, вы обязаны прямо спросить меня, намерена ли я выполнять ваши предписания добровольно. Я знаю свои права.
Инспектор мысленно вздохнул. Головная боль. Иногда ему очень хотелось, чтобы эту светловолосую прирезали где-нибудь в грязном переулке. Как было бы хорошо — в конечном счёте!
— Эль-Неренн, намерены ли вы исполнять предписания органов правопорядка и правосудия добровольно?
— Да, инспектор, — та склонила голову.
Через три минуты принесли «угомон» — микстуру, подавляющую некоторые специфические возможности женщин. Эль-Неренн выпила горькую смесь с таким видом, будто ничего вкуснее в этой жизни не пробовала.
К прокурору она вошла так, словно её ожидал торжественный приём в президентском дворце.

* * *
— Что она делала ночью?
Вопрос застал сержанта врасплох.
— Простите, теариан ?
— Она плакала?
Сержант удивлённо расширил глаза, но тут же вновь обрёл спокойствие. Вышел в соседнюю комнату и почти сразу же вернулся.
— Никак нет, теариан . Сидела у окна, смотрела на улицу. Предлагали ей снотворное — отказалась. Так и просидела до утра.
Инспектор прикрыл глаза. Эль-Неренн уже отправили в исправительное учреждение — «зверинец». У прокурора ничего интересного не случилось: девушка вела себя настолько спокойно и почтительно, что скука брала. Ни одной выходки, ни единого язвительного слова. Что это с ней?
— Принесите мне её дело. Полностью, все отчёты. Начиная с её задержания.
Сержант кивнул и ещё через пять минут дело — три объёмистые папки — лежало перед инспектором. Ходили слухи, что семья Рекенте назначила неплохую награду за мёртвую или искалеченную эль-Неренн, и совершенно невообразимую награду — за живую и невредимую. Охотников за головами всегда хватает, но информаторы не сообщали, что кто-нибудь взялся изловить альбиноску.
Если её изловят, если увезут в Рекенте… Иммиграционная служба поднимет страшный шум. Уголовников и наркоманов никто не хватится, они мрут сотнями каждый день. Но эль-Неренн как-то умудрилась не сесть на «травку» или «пыль», не связаться ни с одной из банд, не стать «кошечкой» (хотя охотников до экзотики — белая кожа, красные глаза — порядочно). Врагов успела нажить, да и понятно: с таким-то язычком.
И книги. Всегда таскает с собой книги. Два тома энциклопедии, пару детективов, что-то ещё. Утверждает, что это — последнее, что осталось от имущества её семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114