Да, рот совсем сухой и шершавый, слюна, что ли, не вырабатывается, и, пожалуй, сердцебиение, вроде и нагрузки никакой, а стучит быстро. Вспомнил, как два года назад прилетел на льдину и разгружал самолет: подставлял плечи под мешок с углем, чуть не вприпрыжку тащил метров за двести и спешил обратно — без всякого сердцебиения, с улыбкой. Здесь бы такой фокус не прошел, точно… Филатов покосился на Бармина, не наблюдает ли, уловил его взгляд, кивнул: все в порядке, док.В самолете Семенов, Гаранин и Дугин подтаскивали вещи к грузовому люку, Семенов посмотрел в иллюминатор: Крутилин стрекотал кинокамерой, а летчики позировали, окружив столб с указательными стрелками. Крутилин заходил с разных сторон, раздвигал людей, чтобы в объектив попали стрелки с надписями— «ПАРИЖ — 15050 км», «ВОЛГОГРАД — 14747 км» и другие, в этом ценность будущего фильма. Не так уж много людей на свете могут попасть в такой кадр, будет чем похвастаться.Столб-реликвия для туристов, подумал Семенов, запечатлеешь его, и всем понятно, где ты был. Лучше бы ты, Ваня, отснял эту пару гнедых, Бармина и Филатова: богатыри, кровь с молоком, а плетутся, как пенсионеры, будто на унты по двухпудовой гире навешено Эх, не было в первую зимовку кинолюбителей, и нет фильма о том, как восточники рыли шурф, магнитный павильон в толще снега. Вон он, шурф, который чуть не стал могилой начальника станции. А там стояли сани с наваренной железной решеткой из труб, механик Покровский ударил кувалдой по решетке, а она хрустнула, будто фарфоровая. Тогда и узнали, что железо при восьмидесяти градусах — вешь хрупкая, с которой следует обращаться деликатно. Отснял бы ты Ваня, этот кадр — цены бы ему не было… Или Сашу Бармина, который под восемьдесят пять градусов выходил гулять на полосу, чтобы доказать маловерам и самому себе, что прогулка под луной в любую погоду исключительно важна для организма.— Волокуша на подходе, сообщил Дугин.— Идите сюда! — донесся голос Белова. — Запечатлеемся вместе, для истории!— Нам для истории не надо, — ухмыльнулся Дугин. — Идите, груз пустяковый, мы с Веней свободно справимся.Семенов, Гаранин и Бармин пошли к летчикам. Филатов забрался в самолет.— С чего начнем, Женя?— С перекура, — предложил Дугин, присаживаясь. — Или не хочется?— Не очень, — признался Филатов.— Нормальная вещь, скоро и про девочек забудешь, — пообещал Дугин. — До конца зимовки.— Врешь, — недоверчиво сказал Филатов. — Нет, в самом деле?— Шучу. — Дугин подмигнул. — Но во сне раньше чем через месяц не увидишь. И то без душевного волнения.— Ну, это еще терпимо. А то чуть не до смерти напугал, даже слабость в ногах почувствовал.— А вообще как? Шарики в глазах не прыгают?— Еще нет. Но и в футбол играть не хочется.— И не захочется. У нас только док психованный, в пинг-понг напарников искать будет. Силы девать некуда, гирей зарядку делает— Саша — мужик что надо, — возразил Филатов — На Льдине, сам знаешь, лучшим грузчиком был. А ты чего на него хвост поднял?— Некультурно выражаешься, Веня. Мне с твоим Сашей делить нечего, разные учебные заведения кончали. Я в его клистирных трубках не разбираюсь, а он в моих дизелях.— Что-то я тебя не пойму, Женька. Ласковый такой, в глаза всем улыбаешься, а в кармане фигу показываешь.— Грубый ты человек, Филатов. — Дугин поднялся. — Кончай перекур. Я вниз спущусь, принимать буду. Носом дыши, слышишь? И нагибайся так, будто пузо у тебя выросло, медленно, понял?— Проинструктировали, — отмахнулся Филатов. — Ну, принимай.Аккумуляторы были тяжелые, двухпудовые. Первый из них Дугин принял на руки, как ребенка прижал к груди, осторожно нагнулся и положил на волокушу. С непривычки даже кровь в голову хлынула, с трудом отдышался.— Может, подождем со вторым? — предложил Филатов.— А чего ждать, давай.Дугин, чтобы стать повыше, влез на связку спальных мешков и только принял второй аккумулятор, как мешки вдруг поехали изпод ног. Дугин покачнулся, аккумулятор выскользнул и с грохотом упал на волокушу.— Цел? — испугался Филатов.— Что с ним сделается? — Дугин укутал аккумуляторы спальными мешками. — Все, что ли?— Ящик еще с бифштексами. Да ты разверни, посмотри.— Бифштексы?— Какие там бифштексы, я про аккумулятор.— Никуда он не денется, подавай ящик.— Держи.— А теперь все сюда. Белов подошел к флагштоку — Ваня, камеру отогрел? Снимешь церемонию подъема флага зови свою кодлу, Сергей!— Только побыстрее-Бортмеханик Самохин взглянул на часы. — Сорок минут стоим, моторы застынут, Николай Кузьмич!— Быстрее не выйдет, сказал Семенов. — Рановато, Коля, флаг поднимать.— Почему это? — с деланным удивлением спросил Крутилин.— Будто не знаешь, Ваня. Станция оживет, выйдем в эфиртогда и поднимем.— Бюрократ же ты, Серега! — возмугился Белов— Не разводи канитель, поднимай флаг, чинуша!— Это я чинуша? — засмеялся Семенов — Не проси, Коля, не стану традицию нарушать.— Даже ради друга? — забросил удочку Белов — Который, не щадя своей драгоценной жизни, приволок тебя в эту чертову дыру?— Именно так, подтвердил Семенов. — Голый перед тобой разденусь — снимай, а флаг поднимем, когда отобью первую морзянку.— Тьфу! — Белов под общий смех сдернул подшлемник, вытер слюну. — Такого кадра лишил, собака!— А где Волосан? — спохватился Бармнн.— Дрыхнет на моем кресле, — сообщил Крутилин.— Оставайся с нами, пусть летит вторым пилотом, — предложил Бармин. — За тебя вполне сработает!— Моторы, Николай Кузьмич, — напомнил Самохин.— Все, братва, летим! — Белов знаком успокоил бортмеханика — Ну, Серега, ну, бюрократ! Далай обнимемся, что ли? Снимай, Ваня, всетаки тоже кадр не из последних!— Ради кадра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40