Мебель. Дом закончен, но нет внутреннего убранства. У меня есть план и размеры комнат. Окна, пол – все. Нам нужно очень многое.
– Ты хочешь, чтобы я обставила ваш… твой дом? – изумленно просила Леда.
– Наш дом.
– Это очень… великодушно.
Он отставил пустую чашку. Откинув одеяло, поднялся, стараясь быть подальше от Леды.
– В этом нет ничего великодушного. Ты – моя жена, черт возьми.
Сэмьюэл ожидал, что Леда упрекнет его хотя бы взглядом за невыдержанность, за то, что он встал при ней обнаженным при дневном свете. Нет. Чистая одежда лежала на стуле рядом с кроватью. Он начал одеваться. Но она все же решилась:
– Пожалуйста, не ругайся.
– Извини, – он стал надевать носки. – А ты не веди себя, пожалуйста, как горничная.
Когда он поднял голову, то увидев то ее руки вцепились в колени, голова опущена.
На мгновение он подумал было… но тут же отогнал неродившуюся мысль. Леда подняла голову и пыталась улыбнуться.
– Я думал, женщины любят делать покупки.
– О, да. Очень.
– Прекрасно.
– Это – большой дом?
Он задумался на секунду, застегивая брюки.
– Двадцать четыре комнаты.
– Тогда нужно совершить набег на Маунт Стрит.
– Планы комнат в маленьком чемодане. Вон в том. Папка – на самом дне.
Пока она сражалась с замком, он прошел в гардеробную, позвонил в колокольчик с табличкой «Горячая вода через одну минуту».
Через сорок пять секунд он уже открывал дверь, чтобы принять у горничной кувшин с горячей водой.
Оставшись в спальне, Леда рассматривала план дома. Он приготовил мыло для бритья, пристроил зеркальце на умывальнике.
– Я закажу завтрак, – сказала Леда, – и мы обсудим покупки.
– Я предоставляю это тебе.
– Нет, такого я не ожидала. Мне все равно нужна твоя помощь. Что это за комната, например? Он подошел к ней, взглянул через плечо.
– Здесь будет электрический генератор.
– О, электричество производят из генераторов? – невинно спросила она. – А это что?
Леда достала фотографию из папки на коленях. Возле двухэтажной постройки с высокими окнами и широкой лестницей, которая утыкалась в будущий газон, стояли с гордым видом рабочие в забрызганной одежде с пилами, топорами и другими инструментами в руках.
– Дом. Он еще не покрашен.
– О, как роскошно, – она чуть качнула головой. – Это и есть… наш дом?
Он хотел спросить, нравится ли ей дом. Хотел, но не спросил.
– Нет смысла фотографировать другие дома.
– Я обещаю, я постараюсь не вести себя как посудомойка, но, дорогой сэр, я просто восхищена.
Легкое удовольствие отразилось на его лице. Он начал бриться.
В течение трех дней Сэмьюэл изучал диваны и сервизы. Он с удовольствием слушал, как Леда поясняет владельцам магазинов, что перед ними – мистер и миссис Джерард из Гонолулу государства Гавайи, которые только что из поместья лорда и леди Эшландов, и слышали, что на Бонд Стрит есть великолепные комоды, а здесь, на Маккей, можно приобрести шелка и бархат лучших расцветок… Смущение и настойчивость миссис Джерард выжигали из продавцов искры энтузиазма. Сэмьюэл не мог удержаться от улыбки, когда она выбирала то, что ей приходилось по вкусу. Она, леди с Гавайев.
И невзирая на некоторую иронию, в некотором роде он оказался весьма полезен: как носильщик необременительных покупок, а также как консультант по эстетике – большая часть мебели, которую им довелось видеть, выглядела весьма не привлекательно. Теперь он старался не чертыхаться. Иногда она останавливала взор на чем-то тяжеловесном. Он мрачнел, но в конце концов она покупала то, что предпочитал он: старинное бюро со множеством ящичков, набор тарелок, расписанных различными птицами. Нет, конечно, он понимал, что их вкусы не во всем совпадают, и удивлялся, как тактично и ненавязчиво она подыгрывает его склонностям.
Он даже не знал, как к этому отнестись. Это было что-то новое, только Дожен вызывал в нем ощущение, что его, Сэмьюэла, слышат как-то изнутри. Но там все было по-другому. Дожен вел его за собой, наставлял, искал слабости. Она же… Он не мог понять, зачем ей знать, что он думает о шторах или кушетках.
И часто она радовалась этому его скрытому вниманию: словно виноградная лоза пробивается к свету сквозь тротуар. Но сила собственных чувств тревожила его: может быть, он жаждет только ее тела, и эта жажда заставит его подчиняться ей, если он позволит?
Он шел по улицам, окутанный шумом реальных экипажей, но весь был во власти грез. Он видел ее тело. Изящный изгиб спины, чуть склоненная голова. Зная все то, что прячется в складках материи, он чувствовал почти боль, когда видел выбившийся волосок на затылке, если она склонялась над какой-либо низкой витриной.
Сон, который окутывал его после обладания ее телом, пугал Сэмьюэла. Тяжелый, без сновидений. В нем было не меньше притягательности, чем в самом обладании. Держать ее в своих объятьях и слушать, как она тихо щебечет о том, что она купила и видела в этот день… А потом летаргия окутывала его, покрывала одеялом сумерек. Он уже не мог отвечать ей. Он был уязвим и счастлив – нет, не может быть, чтобы это был он сам.
У них выработался своего рода распорядок – она вставала, только потом – он брился и одевался. Потом уходил по делам. Или вместе с ней – за покупками.
Обедали они в отдельном боксе – она слишком боялась выглядеть торопливой во время обеденного ритуала. Затем она уходила наверх, а он оставался, чтобы, как она считала, раскурить сигару и потягивать портвейн. Но он вместо этого совершал небольшую прогулку по Пиккадилли.
Однажды к нему подошла девушка, одетая в ярко-розовое платье, взяла за руку.
– Пойдем со мной, дорогой, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122