Она же завораживала этот нежный овощ, ласкала его, соблазняла и, притупив его бдительность, растворяла где-то в районе резцов. Это было поразительно красиво. Что еще будет, когда она начнет расправляться со стейком или омаром. Боюсь, что нас обоих арестуют.
– Хорошо, что напомнила, – сказал я, – после этой порции поедем в Голливуд, хорошо? – Она прикрыла глаза в знак согласия, и я продолжил:
– Забравшись в базу данных компьютера и прибегнув к помощи нескольких метрдотелей, которые не обедают там, где работают, я откопал греховно-романтический ресторанчик на окраине Голливуда. В дополнение к крайне соблазнительной интимной обстановке там неплохо кормят. Как раз по дороге располагается гостиница-пансионат, где в спартанских условиях проживает твой слуга. Заскочим на пару минут в мою келью, чтобы я мог сменить наряд празднующего попугая на похоронный смокинг.
– Ты как-то странно говоришь...
Опять этот дурацкий эпитет. Неужели и правда я слегка того?
– Но он, действительно, черный, как у похо...
– Я не о том. Я имею в виду твои напыщенные рулады о греховной романтике.
– Хм... рулады. Видишь ли, обычно я пью бурбон, и видимо этот любовный напиток ударил мне по мозжечку, а может и пониже. Еще одно мартини, и я начну читать тебе стихи. «Снеси мою седую голову, но пощади...»
– Итак, в Голливуд. А по пути мы заскочим в твою спартанскую берлогу?
– Точно. Конечно, я мог бы поехать и в таком наряде, но не хотелось бы выглядеть шутом при королеве.
– Надеюсь, ты не задумал завлечь меня в свою квартиру и попытаться меня соблазнить... на голодный желудок?
– Неужели я похож на коварного соблазнителя? Дорогая мисс Денвер, вы неправильно меня воспринимаете...
– Пока еще я не решила, как тебя воспринимать, – ответила она, улыбаясь.
– А пора бы. Однако не бойся. Я – джентльмен, хотя и не аристократических кровей. Единственно, что я намереваюсь сделать – по крайней мере, перед тем как мы пообедаем – это смыться отсюда в какое-нибудь более презентабельное место. Прилично поесть в конце трудового дня и, если удастся, поразвлечься. Это тебя устраивает?
– Наверное, да.
Мы направились к выходу. Когда мы проходили мимо стойки Пита, он наклонился ко мне и со значением спросил:
– Как поживает милая Хейзл?
Так он выражал в своей обычной, тонкой, как его необъятное брюхо, манере то, что Хейзл гораздо лучше мисс Денвер. Хейзл всегда нравилась ему больше, чем любая другая женщина, с которой я имел неосторожность зайти к нему в бар. Поэтому я отшутился:
– Не видел ее с тех пор, как она убежала с водопроводчиком, Пит. Но я запомнил номер его «порше».
Мягко туда-обратно прошуршала дверь, и мы вышли на улицу. Замечание Пита напомнило мне о том, что я собирался сделать, да так и не сделал. Через несколько домов, ниже по Бродвею, располагался цветочный магазин с кокетливым названием «Жанни». Правда, орудовала в нем не молоденькая пастушка-француженка, а приятная седовласая старушка, которую звали мисс Нестле и у которой в прошлом я купил не одну тонну роз. Я, как обычно, нежно потискал ее в своих граблях и попросил прислать самый лучший «веник» в мой офис завтра к 8.00.
– Сколько штук, мистер Шелдон? – Она была одна из немногих, которые всегда обращались ко мне официально, признавая за мной кое-какие заслуги.
– Девять дюжин красных роз на длинных стеблях. Плюс одну белую.
– Девять дюжин? Но почему девять дюжин плюс одна?
– Точно, плюс одна, мисс Нестле. Дело в том, что я согрешил, так что не протяну в аду и недели. А девять дюжин и одна – это ровно 109 штук. Что означает... впрочем, оставим это. К одной из роз, лучше белой, прикрепите вот эту записку, пожалуйста.
На одной из фирменных карточек «Жанни» я нацарапал следующее: «Хейзл, сегодня следующий раунд. Разминайся».
Записку я, естественно, не подписал.
– Белый цвет символизирует чистоту и непорочность, мисс Нестле? Доброту, целомудрие, искренность и все такое прочее?
– Ну... примерно... Чистоту и целомудрие – это точно.
– То, что нужно.
– Красные розы – символ любви и преданности.
– А это уже лишнее. Мне бы не хотелось, чтобы девушка меня неправильно поняла. Она для меня просто... друг и боевой соратник. Эти розы предназначены Хейзл.
– Неправильно поняла? Девять дюжин... соратнику? – Она непонимающе посмотрела на меня поверх очков в золотой оправе. Потом спросила со вздохом: – И куда я должна доставить этот букет?
Миссис Нестле знала, где сидит Хейзл, в углу по коридору второго этажа.
– Пускай ваш посыльный просто разбросает их по ее кабинету, ну там разложит их на компьютере, на столе, на шкафах...
Старая цветочница снова вздохнула.
– Я сама отнесу ей цветы, мистер Шелдон. Не пойму, почему мужчины такие... странные.
– Странные?! – взвился я. – Миссис Нестле, я целый день слышу это от всех женщин, которых встречаю. Над этим стоит задуматься.
– Странные, чудаковатые, глупые! – повторила она, улыбаясь.
– Ну, не всем же быть такими умными, как женщины, – обидчиво заметил я.
– Может быть, именно за это мы вас и любим.

* * *

Мы катили вверх по Беверли-бульвару, километрах в пяти от идущей параллельно Норт Россмор, когда до меня наконец дошло то, что смутно меня обеспокоило в нелестных комментариях Хейзл по поводу данного мной объявления. Это было ее замечание о том, что три претендентки заявились ко мне в офис собственнолично.
Все-таки забавно, как обширнейшая кладовая мужского подсознания вбирает в себя все девять миллиардов битов самой разнообразной информации, посылая в мозг один-два импульса беспокойства о вещах, казалось бы, не столь важных.
Мне бы сразу ухватиться за тот интересный факт, что три самые предприимчивые женщины вместо того, чтобы позвонить по данному телефону, потрудились разыскать мое частное сыскное агентство и рвануть туда, дабы опередить возможных конкуренток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126