Он с помощью такой объективизации лечил неврозы, но он не понял (во всяком
случае, не писал об этом), что вычленение проблемы подсознательного имеет
очень большое жизненное значение, не только как борьба с тем, что не
познано, но и как борьба с явлением природы, которое мешало своей
непознанностью, самим фактом своего существования в неосознанной борьбе с
сознанием.
По сути дела, проблема подсознательного, как в свое время очень тонко
заметил Н. Бор, не есть проблема измерения человеком глубин своего
подсознания, а есть проблема создания условий для нового сознательного опыта
или сам этот опыт. Психотехника Фрейда показывала некоторые природные
явления или то, что можно рассматривать "как свойства человеческой натуры"
не в качестве природных явлений, а в качестве образований сознания. Таким
образом, для Фрейда сначала возникает задача превратить бессознательное в
сознание и путем такого превращения перевести человека в состояние нового,
сознательного опыта, а затем оказывается, что бессознательное - это то, что
"было" сознанием, и только в этом смысле возможно сравнение или различение
бессознательного и сознательного. Бессознательное имеет смысл только тогда,
когда оно само есть какой-то особый элемент сознания, бывшего сознания.
Слово "бывшее" здесь употребляется условно, поскольку речь идет только о
том, что какие-то факты мы имеем возможность располагать во времени, в то
время как другие факты мы имеем возможность располагать в пространстве.
Поэтому мы можем с равным правом называть подсознательное не "бывшим"
сознанием, а, скажем, "будущим". Важно лишь, что в данном случае любые
выводимые явления психики могут у нас условно фигурировать как явления
сознания, но не вследствие того, что они стали объектом сознания, а
исключительно в силу того, что они сами фигурируют в качестве естественных
"отработок" сознания или даже как само сознание.
Мы думаем, что понимание сознания, работа с сознанием, борьба с сознанием
- отсюда и попытки построения какой-то своей метатеории сознания для
отдельного человека (мы в данном случае фигурируем как два отдельных
человека) - вызваны нашим желанием дойти до какого-то доступного нам сейчас
предела, причем предела не в чистом умозрении, не в поисках какого-то
абстрактного категориального сознания, а предела в поисках основы своего
сознательного существования. Конечно, мы могли бы, опять-таки перефразируя
Фрейда, сказать, что эти попытки необходимы для того, чтобы нам или другому
(больному?) было лучше, но, очевидно, эта необходимость другого порядка.
Здесь не стоит вопрос о "лучше" или "хуже", - здесь просто возникает
внутренняя необходимость дойти до предела в субъективном сознательном
существовании, независимо от того, чего это может нам стоить.
Понимание сознания в этой работе относится к метатеории, а не к теории
сознания. Это очень трудно объяснить не потому, что этому нет объяснения, а
потому, что этому есть слишком много объяснений. Первое объяснение, которое
можно было бы предложить, связано с тем, что сознание как таковое (а не его
понимание) не может быть нами, буквально говоря, жизненно пережито, не может
быть для нас феноменом жизни, и поэтому оно не может быть объектом
позитивного знания. И дело не только в том, что оно не может быть объектом
личного опыта, хотя это тоже очень важно, - а в том, что мы просто
уславливаемся, что для нас оно не может быть никаким объектом. Мы говорим,
что работаем с сознанием, что занимаемся пониманием сознания именно потому,
что описывать само сознание, работать с самим сознанием, а не с его
пониманием, невозможно. Поэтому должны быть введены какие-то термины,
понятия, которые надо отнести не к сознанию как предмету работы, а к
"работе" - таким образом эти термины и понятия будут фиксироваться как
свойства самой работы с сознанием. И фиксируя эти свойства, мы постулируем
такую область, где нет терминов "объект" и "субъект" как терминов сознания в
его предметном изучении, но где термины "объект" и "субъект" будут терминами
метаязыка описания сознания. В объяснение этого можно обратиться к
аналогиям.
Возьмем "сознание как таковое"; мы не знаем, что это такое, мы исходим из
того, что вещей подобных сознанию нет, но в то же время и о некоторых других
вещах и явлениях мы также можем говорить, что они не могут быть объектом
непосредственного знания, и поскольку они не могут быть объектом
непосредственного знания, они могут быть сопоставимы с сознанием по этому
признаку. Возьмем, например, смерть как явление сознания. Смерть не может
быть описана в силу того тривиального обстоятельства, что для ее описания
надо быть живым, а будучи живым - описать свою смерть невозможно. И так
будет всякий раз, когда мы берем такие примеры для аналогий, в которых сам
способ описания уничтожает условия, в которых мыслится предмет, который мы
хотим описать. Понятие смерти может быть конкретизировано как смерть
клиническая, смерть биологическая и т. д., но смерть остается, как явление,
неописываемой, и поэтому смехотворно говорить о теории смерти, между тем как
с точки зрения сознания вполне допустимо говорить о метатеории смерти (в уже
указанном выше смысле, то есть описывать условия, в которых о смерти
говорится и думается, и свойства этого говорения и думанья, а не сам
предмет).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11