Мне никак не хотелось представить Пузырева великим человеком. Однако в жизни бывают самые невероятные хитросплетения, и я невольно согласился:
– Да, пожалуй, я тоже встречал таких людей. Как говорится: «И гений, парадоксов друг». А почему, если он так хорошо к тебе относился, называл транжирой и французской шалавой?
Матильда, видимо вспомнила наш с Пузыревым разговор в карете, когда ей было запрещено понимать русский язык, и рассмеялась.
– А что, он прав, я действительно очень люблю тратить деньги, люблю красивые наряды, ну и с… остальным тоже трудно спорить. Что тебе сегодняшней ночью я и постараюсь доказать! – лукаво сказала она.
– Если только у тебя когда-нибудь высохнут волосы, – уныло проговорил я. – Мне не хочется каркать, но все-таки идет война, а мы зря теряем время.
– Ну, уж нет! Как на войне у нас было вчера, а сегодня у нас будет настоящая первая брачная ночь. Все будет красиво, как в сказке. Обещаю, научить тебя настоящей французской любви!
– Ты меня собираешься чему-то учить? Девочка, я моложе тебя почти на двести лет, ты даже не представляешь, как далеко ушло общество в понимании, в умении… Короче говоря, в таких вопросах. Вам и не снилось, что умеют выделывать ваши праправнуки и праправнучки! Вы по сравнению с нами малые дети!
– Ну, это мы еще посмотрим, – ехидно усмехнулась прапрабабушка, – языком молоть вы действительно умеете! Проверим вас в деле!
– Так и я о том же самом, сколько можно ждать, когда высохнут твои… э… прекрасные волосы!
– Ладно! – решила, наконец, Матильда. – В крайнем случае, потом досушу!
Теперь я помогал ей не раздеваться, а одеваться и это чуть не затянуло процесс до утра. Однако благоразумная, прагматичная европейка в самый возвышенный момент, пресекла широкий порыв русской души и сумела отбиться от ее настойчивого нетерпения.
Мы мирно вернулись в избу. Староста сразу же доложил, что место для ночлега подобрал самое лучшее и пообещал, что мы будем им довольны. Мне такое длинное предисловие не понравилось, обычно после радужной преамбулы начинаются всяческие накладки и оговорки. Однако оказалось, что дело здесь не в легком жульничестве. Когда мы изъявили готовность тотчас воспользоваться его предложением, он смутился и, глядя в сторону, спросил, не смогу ли я проведать еще одного больного. Само собой, мне в состоянии нетерпеливого ожидания, перед предстоящей схваткой двух эпох, только и было дела, что заниматься частной врачебной практикой, но он так умоляюще на меня посмотрел, что я не смог отказать.
– Далеко идти? – обреченно спросил я, с упреком посмотрев на строптивого корнета.
А как бы было славно остаться в бане!…
– Тут по пути, – обрадовался староста. – Там и делов-то, тьфу, быстрее, чем с моим сыном управишься.
– Тоже раненный? – догадался я.
– Понятное дело, хранцуз, которого ты саблей огрел.
– Француз?! – переспросил я, посмотрев на мужика совсем другими глазами. Такого великодушия от победителей я, честно говоря, не ожидал. Вот что, значит, простой русский человек! – Ладно, пойдем смотреть твоего француза. А как себя чувствует второй раненый?
– Что ему, сатане, сделается, понятное дело, лежит себе. Даст Бог, не помрет.
Мы вышли на улицу. Староста шел впереди, предупреждая об участках непролазной грязи и глубоких лужах.
Когда мы подошли к избе, в которой лежал его протеже, я опять спросил о втором французе и остальных раненных крестьянах.
– Слава Богу, пока все живы, – ответил он. – И второй тоже здесь, их наша знахарка лечит.
Мы вошли в избу. Действительно, оба раненых француза оказались в одном месте. Навстречу нам вышла аккуратная худенькая старушка и, с поклоном, показала на лавку. На ней под бараньим тулупом лежал коротко стриженный человек. Я его спросил по-французски, как он себя чувствует. Пыл схватки давно миновал, и я больше не испытывал к драгунам никакой ненависти.
– Так вы не француз? – почему-то очень удивился он. – Тогда почему на вас наша форма?
– Мы русские, – ответил я, – просто, так получилось, нам с товарищем больше не во что было одеться.
– Тогда совсем другое дело! – воскликнул драгун, заметно расслабляясь. – А я решил, что вы предали императора и Великую армию!
Обсуждать с ним принципы патриотизма и рыцарской чести у меня не было ни времени, ни желания. Вопрос был, скорее, к старосте, получалось, что фактически он заманил нас в ловушку.
Оставаясь настороже чтобы случайно не получить удар кинжалом в бок, я подошел к лавке на которой лежал раненый герой.
– Что вас беспокоит? – спросил я, прикладывая ему руку ко лбу.
– Теперь ничего, – упавшим голосом ответил он. – Я думал, вы наши уланы и хотел наказать вас за предательство!
– Понятно, а как себя чувствует ваш товарищ?
– Он без памяти, боюсь, скоро умрет.
– Ладно, раз уж мы пришли, попробую ему помочь, – сказал я, переходя ко второму раненому.
Староста, каким-то образом догадавшись, о чем у нас был разговор, ко мне не подходил, деликатно покашливал, стоя за спиной. Когда я кончил возиться со вторым драгуном, покаянно сказал:
– Видать, барин, промашка получилась. Понятное дело, ошибиться каждый может.
– Сколько он тебе заплатил, можешь мне не говорить, – сказал я, – только объясни, как вам с ним удалось договориться?
– Так что ж тут объяснять? На пальцах и договорились. Я-то, по простоте своей, подумал, что он хороший человек, денег не жалеет, вот и решил поспособствовать.
– Понятно, а теперь у тебя открылись глаза. Ладно, веди нас на постой, а то мой товарищ устал ждать.
Мы опять вышли на деревенскую улицу. Я попытался вернуть себе прежний энтузиазм, но настроение испортилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94