Его лицо перекосилось от ярости.
– Как ты смеешь? – закричал он. – Ты ничем не лучше крестьян, распространяющих злобную ложь о дяде! Он не сделал тебе ничего плохого, только хорошее. Он подарил тебе дом, он сделал тебя богатой, а ты? Не слишком ли много вы себе позволяете, миссис Цепеш? Вы – неблагодарная особа, а он святой! Да, святой!
– Извольте не кричать на меня, мистер Цепеш, – промолвила я, начиная раздражаться. – Не надо называть меня неблагодарной особой, а своего дядю – святым.
Слова мужа больно ранили меня и в то же время удивили. Я думала, что его больше заденет честь сестры, нежели дядина репутация.
Не дав мне договорить, Аркадий резко взмахнул рукой прямо у меня перед лицом.
– С меня довольно! Я больше не желаю слышать эти гнусные наветы!
Даже не взглянув на меня, он быстро пошел прочь. Я слушала его удаляющиеся шаги, вначале приглушенные ковром, затем усиленные гулкими каменными плитами. Если бы он повел себя, как знакомый мне, прежний Аркадий, я бы обязательно побежала следом, быстро извинилась, и мы бы помирились. Но передо мной предстал совсем другой, незнакомый человек, чье поведение было абсолютно непредсказуемо. И этому человеку я предоставила полную свободу. Пусть побудет наедине с собой и приведет в порядок мысли и чувства.
Аркадий заперся в одной из комнат и не выходил оттуда целый час, а может, и больше. Затем он молча покинул дом, сел в коляску и уехал. Он еще никогда не уезжал так рано. Вероятно, он отправился в замок. Не представляю, решится ли он говорить с Владом о том, что услышал от меня.
Теперь я жалею, что завела разговор о Жужанне. Аркадий еще полностью находится во власти своего горя и болезненно воспринимает все, так или иначе связанное с его семьей. Но тогда как же мне рассказать ему о том, что Влад на моих глазах превратился в волка? А про все остальное? Про отметины на шее Жужанны?
Я почти уверена, что Влад – стригой, и потому помогаю защищать спальню невестки чесночными гирляндами, а ее саму – золотым распятием. Но как я поведаю обо всем этом Аркадию? Что я услышу в ответ?
Не знаю. Но я не придумываю свои страхи. Я действительно боюсь. Боюсь Влада, боюсь за Жужанну и за своего еще не родившегося ребенка.
Однако сильнее всего меня страшит, что с момента приезда сюда мой муж постепенно превращается в совершенно чужого мне человека. И я сама превращаюсь из здравомыслящей женщины в испуганную крестьянку, у которой голова набита дремучими суевериями. Особенно остро я это чувствую, когда Дуня говорит об опасности перерождения Жужанны в стригоицу.
Влад стал волком. В кого превратимся мы с Аркадием, если нас постигнет ее злая участь?
* * *
ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ЦЕПЕШ
13 апреля
Минувшей ночью он опять стучался в окно, и я была готова встретить его. Я заранее сняла с шеи распятие и убрала гирлянду с цветками чеснока, спрятав ее в шкафу, как это делают по утрам Дуня и Мери. Они думают, что я не знаю об их уловке! Я открыла ставни и распахнула окно, но вновь возникло досадное препятствие. Когда он пришел, Брут снова начал отчаянно лаять. Никакие мои уговоры и ласки не действовали на упрямого пса. Мне пришлось закрыть окно и ставни и вернуться в постель, иначе этот неистовый лай поднял бы весь дом.
Я отвела было Брута на кухню, но оказалось, что там спит Дуня. При нашем появлении она заворочалась на полу, и нам пришлось уйти.
Я чувствую себя более сильной, но изменения в моем теле почему-то прекратились. Мне это не нравится. Не люблю ждать. Надо что-то делать.
* * *
ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
14 апреля
Наконец-то у меня появились силы сесть к столу и начать писать. События вчерашнего дня полностью изгладились из моей памяти. Помню лишь нежное лицо Мери, обрамленное золотистыми локонами. Они касались моих щек, когда Мери наклонялась надо мной. Ее лицо, ее мягкая, прохладная рука, которую она клала мне на лоб, и слова утешения – вот и все мои воспоминания. Как же она добра ко мне. Я несколько раз пытался попросить у Мери прощения за то, что накричал на нее позавчера, но она лишь улыбалась и тонкими пальцами накрывала мне губы.
Боже милосердный, если бы мне удалось забыть все то, что произошло двенадцатого апреля! Но нет, эти картины будут преследовать меня до конца дней. Куда все катится? Куда мы движемся? Нет, сейчас я не должен размышлять о будущем... Ну вот, у меня уже начинают трястись руки. Я приказал себе методично написать обо всем, что со мной случилось. Может, тогда мне станет понятно, как жить дальше.
Позавчера (все того же двенадцатого апреля!) я узнал, что у моей сестры сильная анемия. Это известие само по себе расстроило меня, но после того, как мы с Мери навестили Ж., на меня обрушилась еще более шокирующая новость. Мери сообщила мне, что видела Влада поздно ночью в спальне Жужанны и что они стояли обнявшись.
Стыдно признаться, но я накричал на жену. Я отказался верить чудовищной клевете, порочащей мою сестру и дядю – нашего щедрого благодетеля. Но в то же время я сознавал: Мери не способна лгать и не склонна выдумывать небылицы. Когда я ее слушал, мне уже в который раз показалось, что я схожу с ума, и я поддался неуправляемому гневу. Я уединился, намереваясь записать услышанное и успокоиться, однако был слишком перевозбужден. Тогда я покинул дом, сел в коляску и поехал сам не зная куда.
День выдался теплый. Правда, к полудню небо стали затягивать облака. В воздухе запахло скорым дождем. Что-то неизъяснимое заставило меня поехать в сторону опушки леса, туда, где в прошлый раз я видел Стефана. Пока лошади пробирались между деревьев, начал накрапывать дождь, но густая листва защищала нас от капель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105