Потом он застонал и произнес странную фразу:
– Черепа! Там полно маленьких черепов!
Я дотронулась до его лба. Сомнений не оставалось: горячка. Повернувшись к Иону, я сказала по-немецки:
– Немедленно пошлите за доктором.
В ту минуту я забыла, что садовник не знает немецкого языка, однако слово doktor он понял, поскольку, выразительно кивнув, поспешил в людскую.
Аркадий обнял мои ноги, прильнул лицом к моему внушительному животу и заплакал.
– Его голова! Его голова! – всхлипывая, повторял он. – Стефан оказался прав. Лес полон сокровищ!
Подоспела Дуня и другая горничная, Илона. Втроем нам удалось довести Аркадия до кровати и уложить. Ночью жар усилился. Аркадий беспрестанно бредил и метался в постели. Нам с Дуней пришлось следить, чтобы он не свалился на пол. Он выкрикивал какие-то ужасные слова о костях и черепах, вспоминал мистера Джеффриса и Стефана – своего старшего брата, погибшего в детстве. Потом он говорил что-то маловразумительное о волках, якобы напавших на него.
Где-то в середине ночи Аркадий вдруг сел на постели. Зрачки его глаз были неестественно расширены, по лицу струился пот. Глядя на меня, он воскликнул:
– Боже милосердный! Я собственной рукой написал письмо и заманил его сюда! Мы с дядей оба!
Вслед за этим Аркадий испустил громкий душераздирающий вопль. Наверное, он был слышен во всех уголках дома.
Я боялась, что Аркадий не доживет до утра. Но Божья доброта сохранила ему жизнь. На следующий день Аркадию стало лучше, хотя время от времени он снова начинал бредить, но уже тихо. Мы с Дуней решили дежурить возле его постели по очереди, но, когда наступила моя очередь бодрствовать, она не стала меня будить, так что свою часть дежурства я проспала. Славная девушка, она понимает мое состояние и стремится помочь всем, чем может. Увы, ни сон, ни отдых не восстанавливают мои силы, и усталость не желает меня покидать. Между тем ребенок опускается во чреве все ниже.
Сегодня Аркадию лучше. Горячка прошла. Глаза вновь сделались ясными, ласковыми и заботливыми, какими были всегда.
Жужанне тоже значительно полегчало. Сегодня она вышла в гостиную. И я, и слуги, не сговариваясь, решили не сообщать ей о болезни брата. Ко мне она относится с прежним дружелюбием. Мы поговорили о разных пустяках. Тем не менее я ощутила в Жужанне какую-то перемену. Она словно здесь и не здесь, а в ее улыбке я улавливаю самодовольную снисходительность. Я склоняюсь к мысли, что своим выздоровлением Жужанна в большей степени обязана усилиям Дуни, нежели врача. На ночь мы развешиваем вокруг окна ее спальни чесночную гирлянду, а на рассвете прячем ее в шкаф.
Сегодня случилось еще одно несчастье, которое нам вряд ли удастся надолго скрыть от Жужанны. Утро выдалось теплым и солнечным. Пока Аркадий мирно посапывал, я отправилась в ландшафтный садик, примыкающий к восточному крылу дома, ибо в ясную погоду он всегда залит солнцем. Я уселась в просторное железное кресло, закрыла глаза и задремала, убаюканная восхитительным теплом. Вскоре поблизости раздались шаги. Я открыла глаза и увидела садовника Иона с Брутом на руках. Поначалу я улыбнулась, подумав, что пес решил вспомнить, каково это быть щенком. Но нет, голова Брута безжизненно свешивалась с крепкой руки садовника. Горло и бок несчастной собаки были сильно изуродованы и окровавлены.
Я не отличаюсь сентиментальностью, однако в тот момент у меня из глаз хлынули слезы.
– Как это произошло? – спросила я.
Ион остановился, посмотрел на мертвую собаку и покачал головой. То ли он сожалел о гибели верного пса, то ли показывал, что не понимает меня.
Всхлипывая, я дотронулась до своей груди и сказала:
– Я скажу Жужанне.
Затем я приложила палец к губам, надеясь, что садовник поймет этот жест и не станет распространяться о случившемся, пока я не сообщу хозяйке.
Кажется, Ион понял. Он кивнул, а затем медленно пошел прочь. Вероятно, он собирался, не откладывая, предать Брута земле.
Надеюсь, он похоронил верного пса где-нибудь в саду, под деревом, среди густой травы и цветов.
Я вернулась в дом и сообщила печальную новость Дуне. Горничная выслушала меня, не проронив ни звука, но, судя по глазам, ее горе было неподдельным. Хотя я ничего не сказала ей о своих подозрениях насчет гибели Брута, Дуня сразу же заявила, что сегодня будет ночевать в спальне Жужанны.
Я не возражала.
Пусть это глупые предрассудки. Многое из того, что произошло в последние дни, логика объявляет невозможным, но события разворачиваются вопреки логике. Мой муж едва не сошел с ума и не умер от неведомого мне ужаса, который тоже не поддается никаким разумным объяснениям. Я знаю, что послужило причиной гибели несчастного пса: Брут мешал их свиданиям.
Я только молю Бога, чтобы верную и преданную Дуню не постигла та же участь.
* * *
ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ЦЕПЕШ
15 апреля. 2 часа ночи
Свершилось! Отныне я принадлежу ему.
У меня нестерпимо болит спина и вся нога – от бедра до ступни. Но я знаю: это – благословенная боль, подобная родовым схваткам, она вскоре забудется, ибо ее заслонит радость свершившегося. Невзирая на боль, у меня буквально звенит все тело; оно поет, наполненное удивительной, незнакомой силой. Жизненная энергия захлестывает меня. Я не хочу возвращаться в постель, потому что все равно не усну. Он ушел, а я стою, нагая и перепачканная кровью, перед открытым окном и протягиваю руки к луне, приглашая ее танцевать вместе со мной. Я протягиваю руки к звездам и смеюсь от счастья.
Никогда в прежней жизни я так не смеялась. Мне становится весело при виде Дуни – этой маленькой дурочки. Она заняла место Брута и беспробудно спит на коврике возле моей постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105