– Клянусь! Все вокруг просто… кипит! Смотри, вон уже и за пустыми пришли. – На расстоянии копейного броска от нас какая-то Нянька нависла над опустошенным свертком второй за день личинки и принялась пожирать его. Все в камере были чем-то заняты; кормление шло повсюду. Куда ни глянь, взгляд упирался в спешащую Няньку или Лизуна. Необычайное оживление царило в Гнезде с момента нашего пробуждения, не прекращаясь ни на секунду.
Барнар согласился.
– Больше всего меня поражают куколки. Наверное, это означает… что-то вроде резкого прироста населения, не так ли?
В глубокой задумчивости стояли мы на спине опадающей личинки. Что еще могло это означать? В первые дни нашего пребывания в подземелье Няньки лишь изредка выносили из камеры куколок. Они формировались постоянно; матерея, достигшие максимального размера личинки становились малоподвижными и покрывались толстым слоем блестящего секрета, который через день-другой затвердевал, превращаясь в кокон. Их-то и переносили Няньки в специальное укрытие (так нам рассказывали), где со временем из куколок вылуплялись и достигали размеров взрослой особи молодые Пожиратели.
Но сейчас, куда бы и когда бы ни устремили мы свой взор, повсюду он натыкался на Нянек, тащивших куколок. Соответственно, освободившиеся места немедленно занимали новые личинки, поступавшие из Инкубатора. Барнар поколебался немного, потом добавил:
– Наш друг в мешке настойчиво требует аудиенции у наших сиятельных особ. Пока я сигналил наверх, он все дудел сквозь мешок, убеждая меня, что в Гнезде происходят «многозначительные перемены».
Такая чувствительность демонического обрубка, упакованного в крепкий мешок, лишний раз напомнила нам о чрезвычайной прозорливости его сородичей во всем, что касалось поведения и образа жизни Пожирателей.
– Что ж, пойдем поболтаем с ним, – предложил я. Мы отцепили шланг от опустевшей оболочки, на которой стояли, забросили его под потолок и зашагали в подсобку.
Даже сквозь мешок, который лишал его возможности видеть, Острогал почуял наше приближение, хотя мы и подкрадывались как можно тише, специально, чтобы его проверить.
– О сиятельные! Осмелюсь ли обратиться к вам? Осмелюсь ли обременить вас почтительнейшей заботой о вашей безопасности?
Что мы теряли, согласившись выслушать его? Извлеченный из заточения и водруженный на каменный выступ, Острогал выглядел здоровым и свежим, как обычно. След недавно перенесенной ампутации зарубцевался чисто и гладко. Сотни глаз, точно чадящие масляные светильники, лучились чужеродным беспокойством.
– Господа, исключительно забота о вашем благополучии побуждает меня обращаться к вам столь бесцеремонно, ибо разве не в вашей безопасности залог моего собственного спасения? И не в вашем обогащении залог моей свободы? Я настаиваю лишь на одном: если вы вообще намерены пройти через Гнездо, то лучше сделать это прямо сейчас, не откладывая, ибо, вне всякого сомнения, здесь затевается крупное дело, я это чувствую. Фермент размножения принялся за дело, их число растет, я чую! А в такие времена, господа, движение в коридорах грохочет без остановки, подвергая путешественников наших с вами скромных размеров еще большей, нежели обычно, опасности!
– Похоже, ты намекаешь, – ответил я, – что наше путешествие с тобой вниз – решенное дело, но я, например, далек от какой-либо уверенности. Скажи мне вот что, Острогал: можно ли верить стихотворению Умбрала Младшего, описывающему Полет Вилобородого, где говорится, что Снадобье для Полета выжимают из неких трубочек, которые собирают в саду обитающего в трясине гиганта?
– Простите, – робко свистнул демонический обрубок, – но я не могу ответить на этот вопрос.
– Не можешь ответить? – Брови Барнара поползли вверх. – А как насчет дактилей Когитера? Верно ли в них сообщается, что Снадобье является продуктом некоего покрытого волосами пахучего плода, произрастающего на стенах пещеры на дне первичного подземного мира, как гласит следующий куплет: «Глубинных гротов стены мириадами набухли / плодов, которые полезней осушать, чем нюхать»?
– С невыразимым прискорбием вынужден сознаться, – еле слышно пропищал Острогал, – в собственном бессилии удовлетворить вашу любознательность.
– Так что же ты можешь нам сообщить? – не выдержал я, схватил его за обрубок шеи и выскочил вместе с ним в личиночную камеру. – Не вижу причин не закинуть тебя обратно в пасть личинкам, от которых мы тебя столь безрассудно спасли! Что скажешь, Барнар? Какая, по-твоему, самая голодная?
– Благородные спасители! Премудрые паладины! – заблеял Острогал. – Разве могу я так легко расстаться с единственным известным мне средством заручиться вашим содействием? Храбрецы, подобные вам, рискнут отправиться в путь и без меня, если будут точно знать, куда идти и где искать требуемое.
– Вон та личинка, – отозвался Барнар, – по-моему, достаточно проголодалась. Видишь, как челюстями щелкает? Нам ведь не нужно, чтобы демон долго мучился перед смертью, мы ведь не жестокие люди. Давай туда его закинем.
– Если вы желаете поступить так, повелители, мне не остается ничего, как смириться, – вопил демон. – Кишечник отвратительного создания превратит меня в мешанину микроскопических спор, которые выйдут наружу с фекалиями. Мало-помалу некоторые из этих спор, бывшие некогда мною, попадут сначала в коридоры Гнезда, а оттуда в почву подземного мира. Не исключено, что целое столетие пройдет, прежде чем я найду подходящий уголок земли, пущу корни, зацвету и зрение вновь вернется ко мне, но, если другого пути нет, я перенесу эту слепоту!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86