— Не очень-то она любезна, — сказал Джордж.— Что ж ты хочешь? Она нас не знает и, наверно, подумала, что мы хотим посмеяться над ее пением. Она, должно быть, оттуда, где говорят по-немецки, и она стесняется, что она здесь. Да тут еще беременность, а она не замужем, вот и стесняется.— Откуда ты знаешь, что она не замужем?— Кольца нет. Да здесь ни одна девушка не выходит замуж, пока не пройдет через это.Дверь отворилась, и в клубах пара, топая облепленными снегом сапогами, вошла партия лесорубов. Служанка принесла им три бутылки молодого вина, и они, сняв шляпы, заняли оба стола и молча покуривали трубки, кто прислонясь к стене, кто облокотившись на стол. Время от времени, когда лошади, запряженные в деревянные сани, встряхивали головой, снаружи доносилось резкое звяканье колокольчиков.Джордж и Ник чувствовали себя отлично. Они очень любили друг друга. Они знали, что впереди еще весь долгий обратный путь.— Когда тебе нужно возвращаться в университет? — спросил Ник.— Сегодня вечером, — сказал Джордж. — Мне надо поспеть на поезд десять сорок из Монтре.— Хорошо бы ты остался, мы бы завтра махнули на Дан-дю-Лис.— Я должен закончить свое образование, — сказал Джордж. — А что, Ник, если бы нам пошататься вдвоем? Захватить лыжи и поехать поездом, сойти, где хороший снег, и идти куда глаза глядят, останавливаться в гостиницах, пройти насквозь Оберланд, и Вале, и Энгадин, а с собой взять только сумку с инструментами да положить в рюкзак запасной свитер и пижаму, и к черту учение и все на свете!— И еще пройти через весь Шварцвальд. Ух, и места же!— Это где ты рыбу ловил прошлым летом?— Да.Они съели слойку и допили вино.Джордж прислонился к стене и закрыл глаза.— Вино всегда так на меня действует, — сказал он.— Тебе плохо? — спросил Ник.— Нет, мне хорошо, только чудно как-то.— Понимаю, — сказал Ник.— Ну да, — сказал Джордж.— Закажем еще бутылочку? — спросил Ник.— Нет, довольно, — сказал Джордж.Они еще посидели. Ник — облокотившись на стол, Джордж — прислонясь к стене.— Что, Эллен ждет ребенка? — спросил Джордж, отделившись от стены и тоже ставя локти на стол.— Да.— Скоро?— В конце лета.— Ты рад?— Да. Теперь рад.— Вы вернетесь в Штаты?— Очевидно.— Тебе хочется?— Нет.— А Эллен?— Тоже нет.Джордж помолчал. Он смотрел на пустую бутылку и на пустые стаканы.— Скверно, да? — спросил он.— Нет, ничего, — ответил Ник.— Так как же?— Не знаю, — сказал Ник.— Ты с ней будешь ходить на лыжах в Штатах?— Не знаю.— Там горы неважные, — сказал Джордж.— Неважные, — сказал Ник. — Слишком скалистые. И слишком много лесу. И потом, они очень далеко.— Верно, — сказал Джордж, — во всяком случае, в Калифорнии так.— Да, — сказал Ник, — повсюду так, где мне приходилось бывать.— Верно, — сказал Джордж, — повсюду так.Швейцарцы встали из-за стола, расплатились и вышли.— Жаль, что мы не швейцарцы, — сказал Джордж.— У них у всех зоб, — сказал Ник.— Не верю я этому.— И я не верю.Они засмеялись.— А что, Ник, если нам с тобой никогда больше не придется вместе ходить на лыжах? — сказал Джордж.— Этого быть не может, — сказал Ник. — Тогда не стоит жить на свете.— Непременно пойдем, — сказал Джордж.— Иначе быть не может, — подтвердил Ник.— Хорошо бы дать друг другу слово, — сказал Джордж.Ник встал. Он наглухо застегнул свою куртку. Потом потянулся через Джорджа и взял прислоненные к стене лыжные палки. Он крепко всадил острие палки в половицу.— А что толку давать слово, — сказал он.Они открыли дверь и вышли. Было очень холодно. Снег подернулся ледяной коркой. Дорога шла в гору, сосновым лесом.Они взяли свои лыжи, прислоненные к стене. Ник надел рукавицы, Джордж уже начал подыматься в гору с лыжами на плече. Обратный путь еще можно проделать вместе. 13 Я услышал бой барабанов на улице, а потом рожки и гудки, а потом они повалили из-за угла, и все плясали. Вся улица была запружена ими. Маэра увидел его, а потом и я его увидел. Когда музыка умолкла и танцоры присели на корточки, он присел вместе со всеми, а когда музыка снова заиграла, он подпрыгнул и пошел, приплясывая, вместе с ними по улице. Понятно, он был пьян.Спуститесь вы к нему, сказал Маэра, меня он ненавидит.Я спустился вниз, и нагнал их, и схватил его за плечо, пока он сидел на корточках и дожидался музыки, чтобы вскочить, и сказал: идем, Луи. Побойтесь бога, вам сегодня выступать. Он не слушал меня. Он все слушал, не заиграет ли музыка.Я сказал: не валяйте дурака, Луи. Идемте в отель.Тут музыка снова заиграла, и он подпрыгнул, увернулся от меня и пошел плясать. Я схватил его за руку, а он вырвался и сказал: да оставь ты меня в покое. Тоже папаша нашелся.Я вернулся в отель, а Маэра стоял на балконе и смотрел, веду я его или нет. Увидев меня, он вошел в комнату и спустился вниз взбешенный.В сущности, сказал я, он просто неотесанный мексиканский дикарь.Да, сказал Маэра, а кто будет убивать его быков, после того как он сядет на рог?Мы, надо полагать, сказал я.Да, мы, сказал Маэра. Мы будем убивать быков за них, за дикарей, и за пьяниц, и за танцоров. Да. Мы будем убивать их. Конечно, мы будем убивать их. Да. Да. Да. Мой старик Теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что моему старику сама природа предназначила быть толстяком, одним из тех маленьких, кругленьких толстячков, какие встречаются повсюду, но он так и не растолстел, разве только под конец, а это было уже не страшно, потому что тогда он участвовал только в скачках с препятствиями, и ему можно было прибавлять в весе. Помню, как он натягивал прорезиненную куртку поверх двух фуфаек, а сверху еще толстый свитер, и утром заставлял меня бегать вместе с ним по жаре. Бывало, он приедет из Турина часам к четырем утра и отправляется в кэбе на ипподром, берет из конюшни Раццо какого-нибудь одра на проездку, а потом, когда все кругом еще покрыто росой и солнце только что всходит, я помогаю ему стащить сапоги, он надевает спортивные туфли и все эти свитеры, и мы принимаемся за дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34