Дождались. Наконец-то! Теперь можно. Теперь даже жители столицы, послушные пастырям овечки, внимали пламенным словам святого, затаив дыхание.
Внимали.
Верили.
А куда бы они делись – что жители, что сами пастыри – если даже Его Высокопреосвященство признал: да, чудо. Настоящее, неподдельное чудо было явлено Господом в день святого Мартина Пламенеющего, года сто тридцать третьего от Дня Гнева.
Спасибо, Арчи!
А ушлый Цыбань уже сторговал кому-то за сто больших львов перо, выпавшее из крыла Миротворца.
Какого крыла? Как, уважаемый, вы разве не видели?! Золотые крылья, огненные, и пламенный меч в деснице…
Топор? Ах, ну да, у Миротворца топор. А меч у ангела. Известно же, что при Миротворце всегда ангел обретается. С мечом. А с чем же еще ему быть? Это ж рыцарский ангел, не епископский.
Ох и кривило же Его Высокопреосвященство…
Победа. Первая настоящая победа ордена Храма за, страшно вспомнить, восемьдесят лет. Не вымогательство, не шантаж, не кулаком по столу: «Да что ж вы творите, безумцы? Ведь, лишая нас прав, себя оставляете без защиты!…»
Победа. Приговор святейшего трибунала от сто тридцать третьего года, признанный ошибочным в году сто пятидесятом, сгорает сейчас в торжественном:
«И не боится умереть или жить тот, для кого жизнь есть Христос, а смерть – вознаграждение. И с неустрашимой душой разит он врагов, с уверенностью, что ничто не может лишить его милости Божией».
Сгорает. Корчится на огне.
В пепел!
Вы говорите: пастыри – святые? Пастыри изгоняют чудищ не мечом, но словом? На пастырях нет крови?
Крови нет, но послушайте, послушайте, горожане, что говорят люди из иных земель, из земель дальних, люди, которые выращивают хлеб, что вы едите; хлопок и лен, в которые вы одеваетесь; люди из речных долин Добротицы, откуда привозят в столицу лучших скакунов; из Средеца, где делают лучшее вино; люди из Тырновской земли, из Аграма, из Дуга-Ресы, которой нет больше… люди, люди, люди. Много людей в Единой Земле. Больше, чем в Шопроне. Больше, чем в Букуреше или Сегеде. Пастыри защитили север – спасибо им за это, – но на юге, и на востоке, и на западе стократ свирепее бесчинствуют твари. И где, как не у рыцарей Храма, искать защиты? Пастыри изгоняют, храмовники – уничтожают, так было от века, и так будет. Славны рыцари, и отвага их свята, и с ними Господь.
…«Со мной мое имя, моя душа и Господь… мой Господь».
Уже не тает в яркой синеве взгляда ледок сомнения. Намерз, да и остался прозрачной корочкой. «Ты скажешь: „Это от дьявола?“
А ты скажешь, Артур?
Не у кого спросить. Уехал первый рыцарь, умчался на тулпаре своем, брата названого с собой забрал. Страшно в столице Миротворцу, страшно здесь ангелу его прирученному, и уж лучше чудовища, нечисть, да хоть бы и демон с Триглава, лучше они, чем Его Высокопреосвященство, чем пастыри босоногие.
Кто же прав? Что скажешь ты, святой Невилл Наставник? Кому, как не тебе, различать, где истинные чудеса, а где ложь, дьявольское наущение? Ведь ты и сам… во спасение… и хорошо, что не знает никто той магии, что в тебе от рождения живет. Не человеческая это магия. Так ведь и ты, святой Невилл, не человек.

Альберт с Артуром знать не знали, какая каша заварилась в Шопроне. Артур, может, и порадовался бы за Храм, восстановленный в правах, разом вернувший себе былой ореол святости и славы, но он не желал и слышать о столице.
Перед самым отъездом заглянул рыцарь для особых поручений в Михайловский собор. И не хотел, а пошел: обязательно нужно было понять, что же не так в шопронских храмах. Час спустя Альберта, собиравшегося в дорогу, нашла запыхавшаяся Ирма.
– Артур у меня, – сообщила, слетев с седла, и не позволила Тадеушу принять поводья, – едем скорее, с ним что-то не так.
К старшему снова пришел «другой».
– О чем он говорил? – спросила Ирма потом, когда Альберт разогнал демонов, перезарядил «маньяка» и убедился, что ни капли силы не просочилось сквозь поглощающие щиты. – Он твердит, что слепой ведет слепых. И сказал мне, что кровь не главное. Что это значит?
– Понятия не имею.
Мнение Альберта об Ирме за какой-нибудь час изменилось в лучшую сторону.
Значительно изменилось. Ведьма, понятия не имея, с чем столкнулась, тем не менее все сделала правильно. Увела Артура из храма, подальше от людей. Демонов не разглядела, но «маньяка» трогать не стала, хоть и видела, что сила его старшему на пользу не идет. И за Альбертом помчалась сразу, едва заперла Арчи у себя в квартирке. Понятно, что, приди в рыцарскую голову мысль выйти на волю, никакая дверь его бы не удержала, но взаперти все-таки надежнее.
Артур обо всем случившемся высказался, как всегда, коротко и емко. Объяснять ничего не пожелал. Что он увидел в храме, почему «другой» свалился нежданно-негаданно, когда и дня еще не прошло после предыдущего посещения, при чем тут кровь?
Насчет крови, впрочем, старший и сам не понял. Пока сидели у Ирмы и ждали Галеша с лошадьми, он все больше помалкивал, курил только без передышки, а уже стоя в дверях, неуверенно сказал:
– Бывает, что тот, кого считаешь самым родным человеком, оказывается не человеком вовсе, – посмотрел на Ирму как-то очень задумчиво, и спросил: – Ты успеешь убежать, если поймешь, что дело плохо? Я не смогу тебя спасти.
А Ирма его обняла и поцеловала.
Альберт ничего не понял. Вроде они вчера насовсем рассорились.

Надоело сидеть на одном месте, собственный дом превратился в тюрьму, значит, нужно ехать. Далеко ли, близко – главное, чтобы дорога до горизонта, безлюдье вокруг, а под копытами пыль, пыль вьется дымными струйками, плывет за спину облачками. И солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188