– Что же мне делать, Господи?
– Ты сегодня припозднилась, дочь моя. – Отец Константин подошел совсем неслышно. – Как же твой жених отпустил тебя через весь город? Скоро стемнеет, а в нашем квартале небезопасно.
– Я пришла исповедаться, отче.
– Право же, Ветка, – он ласково улыбнулся, – от твоего дома куда ближе до церкви святого Михаила, чем до нашего скромного прихода. Впрочем, мы, разумеется, только рады тому, что ты не забываешь свой старый храм.
– От моего дома… – Ветка сильнее сжала уголки платка и неожиданно всхлипнула: – Это не мой дом, отче. Он вернулся, он меня ненавидит, и если… если он скажет, Альберт просто выгонит меня-а… – Она разрыдалась так сразу и взахлеб, как будто вся тревога, весь страх, что копились в душе целый месяц, решили прямо сейчас выплеснуться слезами.
Отец Константин не растерялся и, кажется, не удивился. Взял Ветку под руку и повлек в маленькую комнатушку над молельным залом. Там усадил на стул, протянул кружку с легким вином:
– Выпей, дитя мое. И если хочешь плакать – плачь, слезы облегчают боль.
Потом она рассказала ему все. О страшном рыцаре с глазами, каких у людей быть не должно. О его голосе, от которого становилось страшно и Ветка сама себе казалась замарашкой, случайно оказавшейся на балу Его Высочества, нелепой, выставленной на посмешище, и все смотрят, а дамы брезгливо прикрываются веерами. О том, что его называют Миротворцем, да-да, она знает точно, его называют так, а ведь Миротворец умер сто лет назад. Умер! Даже о его топоре Ветка вспомнила, пока маленькими глотками пила вино из большой кружки. Об огромном, ужасном, сверкающем топоре. И об Альберте, попавшем под власть этого чудовища, нет, не топора… Альберт такой хороший, но он как слепой…
– Я понимаю тебя, Ветка, – кивнул отец Константин, выслушав ее сбивчивый и очень страстный рассказ, – ты чувствуешь, что этот человек толкает тебя к преступлению. Ты хочешь спасти своего жениха и ради этого готова на все, даже, может быть…
– На все! – подтвердила Ветка. – И я боюсь.
– Напрасно. – Священник отечески погладил ее по голове. – Нет такого греха, который не был бы прощен, если он совершается во имя спасения ближнего.

Круглая гостиная была их любимым местом в доме еще тогда, сто лет назад. Может быть, на сложном языке архитекторов эта комната с эркером, далеко выступающим над крыльцом, называлась как-то иначе. Но кого интересуют архитекторы? Для Альберта с Артуром гостиная сразу стала круглой. И точка.
– Все как тогда! – Альберт с довольным видом отвернулся от окна, наблюдая за реакцией старшего.
– Ну да. – Артур огляделся, мягко ступая, прошелся по комнате, пальцами касаясь мебели, стен. – Почти.
– Да ладно! В точности все сделали.
– Ну как скажешь, – покладисто кивнул старший, осмотрел выставленные на каменном столике бутылки. – Хм, – приподнял брови, – погреб сам собирал?
– Нет. Пошел в «Алмаз», как ты и советовал, сказал, что есть много денег, надо хорошие вина. Предупредил, конечно, что на нужды ордена Храма, а то подсунули бы…
– В «Алмазе» люди честные – Артур налил себе вина, упал в кресло и вздохнул: – Хорошо-то как, а!
– Вот. А кто-то в «Звездне» сидел. Нет чтобы сразу домой.
– Дела у меня там были.
– Знаю я твои дела. Ирмой их звать.
– Не только. – Артур нахмурился. – Что же до Ирмы… – Он помолчал. – Ладно, другое важно. Профессор твой не врал – в Долине и вправду непонятное что-то делается.
– Тоже мне новость! – пренебрежительно выдал Альберт. – Здесь все время что-нибудь делается. – Он угнездился на подоконнике, сдвинув штору, и в комнату тут же сунул широкую лапу солнечный луч. – Ну, рассказывай! Ты с Флейтистом разговаривал или сам что-то видел?
Артур развернул привезенную из Цитадели карту. Дал младшему налюбоваться переливами алых огоньков, потом принялся объяснять.
Суть дела Альберт ухватил сразу и простенькую схему выстроил сам.
– Хочешь сказать, – он взял с блюда пирожное и надкусил, пачкаясь кремом, – что оттенки серого и черного означают количество чудовищ на местности, а эти огонечки – монахов ордена Пастырей?
– Ты сам видишь, – кивнул Артур, – они ограничивают места, куда сбежали самые опасные чудовища. Не просто сбежали – организовались, как в Развалинах. Хозяин Воды, Хмельной Вурдалак, Хохотунчик, Садовник, Ночной Червь, Ослица… – Он перечислял имена, обводя на карте самые темные области. – Их заперли и удерживают на окраинах.
– Какие еще… – Альберт слегка обалдел от обилия незнакомых прозвищ. – Кто это?
– Имя Город и Пустоши тебе о чем-нибудь говорит?
– Хозяин Развалин.
– Вот и эти – Хозяева. Каждый на своем месте. Я выяснял, их обнаружили лет десять назад, как раз тогда, когда пастыри активно начали вытеснять чудовищ с обжитых территорий. Думается мне, тот, на Триглаве, когда понял, что его рабов отгоняют от людей и по возможности истребляют, локализовал места скопления тварей и нечисти и в каждой локации сгенерировал по одному монстру, идеально соответствующему заданным условиям.
– Я бы не возражал, – почти точно копируя манеру флейтиста, заметил Альберт, – чтобы ты, братец, разговаривал на здешнем языке.
– Прости. Я хочу сказать…
– Я понял.
– М-да. Так вот, если бы Устав не запрещал заключать пари, я поспорил бы, что именно пастыри не позволяют тварям и нечисти пересечь отведенные им границы. Какие-нибудь… особенные пастыри. Вроде Недремлющих. У тех есть гвардейцы и рыцари Кодекса. А здесь: одни проповедуют, вторые – чудовищ на границах удерживают. А в Шопроне митрополит сидит, за всеми присматривает. М-м? – Он взглянул на Альберта. – Сам знаю, что прорех хватает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188