Виктория рассмеялась. Глаза Рейберна потемнели, и он стал двигаться быстрее.
Виктория отвечала на каждый толчок, и когда глаза ее затуманились от наслаждения, а тело перестало ощущать влажные скомканные простыни, Рейберн оставался в ней.
Наконец Виктория распластала ладони на его груди и почувствовала, как сильно бьется его сердце.
- Давайте придем к финишу вместе, - прошептала она.
Рейберн будто только и ждал этих слов. Теперь они двигались в одном ритме, задыхались, стонали, пока волна наслаждения не унесла обоих в заоблачные выси. Потом Рейберн лег рядом с ней и положил ее голову себе на грудь.
- Теперь вы довольны? - прошептал он ей в волосы.
Они долго лежали, не произнося ни слова.
- Прошу прощения, - заговорил наконец Рейберн. - Я должен умыться. Лицо жжет от пота.
Виктория отодвинулась.
- Нужно было сказать. Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня...
Он покачал головой и направился к умывальному тазу.
- Гордость не позволила.
- Будьте осторожней, ведь в том, что вы испытываете боль, я виню себя.- Забудьте о моих страданиях. - Он склонился над тазом и плеснул в лицо воды.
Мускулы на его спине резко обозначились, и Виктория в который уже раз подумала, какой он великолепный мужчина. Рейберн обернулся и, видимо, поймал ее восхищенный взгляд, потому что невесело рассмеялся.
- Хотите продолжить, Цирцея? Придется подождать минуту-другую. Я не восемнадцатилетний юноша.
- Если бы мы встретились, когда вам было восемнадцать, а мне еще меньше, ничего хорошего из этого не вышло бы. Мне ничего больше не нужно, достаточно и того, что вы рядом.
- А я полагал, что доставил вам наслаждение. - Он лег рядом с ней. - Нет, Виктория, я не настолько поглупел, как вы думаете. Было ли мне когда-то восемнадцать лет, или то был другой юноша, чьи воспоминания переместились в мою старую голову?
- Вы были настоящим повесой, если верить молве.
- Я стал повесой лишь к двадцати трем годам. Хорошо еще, что я не заразился дурными болезнями и мне не перерезали горло в одном из домов терпимости.
- Глупец, - ласково произнесла Виктория, обведя его губы кончиком пальца. Странная мысль мелькнула у нее. - А незаконнорожденных детей у вас не было?
На лице его отразились удивление и страх.
- Надеюсь, что нет. Впрочем, я никогда этим не интересовался, хотя вы можете это считать преступной беспечностью.- Никогда этим не интересовались? Не думали о том, что вашего ребенка могут подкинуть или утопить в Темзе? - Виктория округлила глаза.
- Вообрази я нечто подобное, не прикоснулся бы больше ни к одной женщине. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь?
- Не сомневаюсь.
- Приди ко мне теперь какая-нибудь женщина и сообщи, что ребенок у нее от меня, если бы у нее на то были основания, я не ушел бы от ответственности. Даже если бы она лгала.
- Раскаяние?
- Положение обязывает, если вам угодно. Я требовал droit du seigneur * , а чувство долга неотделимо от привилегий.
* право первой ночи (рр.) - Примеч. пер.
- Даже если за привилегии приходится платить монетой?
- Именно поэтому. - Он посмотрел на ее живот. - А если вы понесете?
- Надеюсь, что нет! - выпалила Виктория и уже спокойнее добавила: - Это вряд ли возможно, но все-таки... я могла измениться, однако мир не изменился. Это не лучшее место для незаконнорожденного ребенка, даже если его родила графская дочь. Случись такое, я бы уехала в Италию, потому что мысль купить заместителя кажется мне еще более невыносимой, чем изгнание.
- А вы будете любить своего ребенка?
- Не знаю.
Он взял ее за руку.
- Если это произойдет, я позабочусь, чтобы вы оба ни в чем не нуждались.
- Благодарю вас, - просто сказала Виктория. - Но сейчас мне меньше всего хочется думать об этом. Лучше поцелуйте меня, Рейберн. Сегодня ночью мне не нужно ничего другого.
И он поцеловал.
Глава 22
Виктория сидела на скамье у окна в «комнате единорога». Солнце едва взошло, но все уже было готово. Час назад она проснулась и увидела, что она одна, посреди комнаты стоят ее вещи, как в тот вечер, .когда она приехала. Сердце болезненно сжалось, и Виктория позвонила Энни, чтобы та помогла ей надеть ее старое платье. Она не возьмет с собой ничего из того, что Рейберн для нее заказал.
Свои вещи Виктория тоже не хотела оставлять здесь. Но как ее будут нести с лестницы в кринолине? Жаль, что нельзя разделить мысли так же лето, как вещи.
До отъезда оставалось еще часа два. Можно уехать прямо сейчас, но поезд в Лидсе все равно не придет раньше времени. Однако стены Рейберк-Корта давили на нее, герцога рядом не было. Стоит ли медлить? И Виктория потянула за шнур звонка, чтобы вызвать слуг, которые вынесут вещи и ее саму.
Глаза у нее как будто запорошило песком. Спал ли он? Она ненадолго уснула и не слышала, когда ушел Рейберн и когда принесли ее вещи.
Мысли ее то и дело возвращались к герцогу.
Виктория в последний раз обвела взглядом комнату. Кровать с пологом и султаном, свежие простыни, выцветшие занавеси; пустое кресло у камина; огромный гобелен на стене. Гобелен, за которым не скрывалось ничего, кроме обычной стены. Никакого тайного хода.
В дверь постучали, а в следующее мгновение она распахнулась и появились лакей и конюх.
- Его светлость велели сначала отнести вас, миледи, - сказал Эндрю. - А то мы устанем после того, как отнесем этот ваш большой ящик. - Он кивнул на сундук.
- Передайте его светлости, что я благодарю его, - отозвалась Виктория.
Эндрю тряхнул головой, и мужчины подошли к окну, сцепив руки так, что одна пара рук образовала сиденье, а другая - спинку. Викторию усадили, и она вцепилась им в плечи.
- Вам удобно? - осведомился Эндрю.
- Да.
Мужчины вынесли ее из комнаты в темный лестничный колодец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67