Она замерла, заглянув в эти темные бездонные глаза. В них были злость и боль.
— Они должны узнать правду, — с трудом произнес он.
— Ч-что? Что вы сказали?
Он схватил ее за руку своими железными пальцами, едва не сломав ей запястье.
— Они должны узнать правду. Пока не поздно.
— Я… не знаю, о чем вы говорите, сэр, — сказала она, потрясенная железной хваткой его руки, его завораживающим взглядом, который, казалось, проник ей в самую душу. — Какую правду, сэр? Кто должен узнать?
Его губы слегка шевельнулись, но он не в силах был произнести больше ни слова. Железная хватка ослабла, и Аннели высвободила руку. Его веки дрогнули, глаза снова закрылись, и голова бессильно откинулась набок.
Аннели резко поднялась, бросила взгляд на поднимающуюся воду и помчалась по мягкому песку к подножию утеса. Мокрая отяжелевшая юбка мешала бежать, так же как туфли, в которых при каждом шаге хлюпала вода. Добежав до тропинки, она остановилась, чтобы перевести дух, и взобралась на гору так быстро, как только могла.
Взобравшись, снова остановилась, и ее обдало жаром. Странно. Только сейчас она заметила, как далеко находится дом от края утесов. Когда-то красивый, с видом на море, фасад Уиддиком-Хауса потрескался и осыпался вес из-за тех же песков и ветров, что разгуливали вдалеке у скал. Оконные рамы утратили свой первоначальный цвет н облупились, на крыше там и сям зияли дыры.
Но ничего этого Аннели не заметила, когда, приподняв юбки, бежала через волнующееся на ветру зеленое море травы. Она пронеслась мимо сгнившего дерева, где как-то оставила свою шляпку. Аннели не знала, стоит ли идти на конюшню. Может, старик Уиллеркинз уже отправился к своим красавицам. В свои почти восемьдесят он был таким же древним и потертым, как и все остальное в Уиддиком-Хаусе, и вряд ли мог ей чем-то помочь. И Аннели направилась к дому, надеясь застать лодочника. Он прожил полвека и все еще был достаточно бодрым.
Аннели заскочила в дом, но никого не застала. На кухонном столе стояли миска с остывшей кашей и деревянный поднос, усыпанный крошками. Это говорило о том, что недавно здесь кто-то был, но на ее зов никто не откликнулся.
Впрочем, Аннели нисколько не удивилась, потому что ее двоюродная бабушка Флоренс Уиддиком сократила количество слуг до предела. Кроме Уиллеркинза, она держала управляющего, повариху, горничную, сапожника, садовника, лодочника и мальчика на побегушках. Держала также Трокмортона, часовщика, — его единственной обязанностью было заводить часы и следить за тем, чтобы они били три раза в день. Была еще Этель, женщина, буквально покорившая бабушку Флоренс несколько лет назад на ярмарке своим умением зарезать, ощипать и выпотрошить курицу меньше чем за две минуты. Бабушка наняла ее с жалованьем целых три шиллинга в месяц.
Большая часть жителей соседнего Бриксгема по-доброму относились к Флоренс Уиддиком, хотя считали ее чудаковатой. Старая дева за семьдесят, с огромным состоянием, не хотела оплачивать целую армию слуг, способных содержать дом в порядке, хотя тот и разваливался прямо на глазах; не могла она также собирать ренту более одной монеты. И то брала ее всего с десятков семей, работавших на виноградниках и в яблоневых садах, закрепленных за домом. Отец Аннели регулярно посылал за состарившейся тетей своей жены, настаивая, чтобы она жила с ними в Лондоне. Однако посланцы неизменно возвращались одни, с покрасневшими после дегустации вин и сидров тети носами и синяками, поскольку тетя Флоренс имела привычку привлекать к себе внимание своей тростью.
Аннели бежала вверх по лестнице из последних сил, ноги нестерпимо ныли. Она задыхалась, при каждом шаге у нее из туфель лилась вода, капала вода и с юбки. Было начало десятого. Аннели влетела в комнату, где бабушка обычно завтракала.
К счастью, на этот раз Аннели не ждало разочарование.
— Бабушка Лэл… бабушка Лэл…
Флоренс Уиддиком оторвала глаза от яйца, сваренного в мешочек. Она была крошечной, как воробышек, казалось, дунь — и она улетит. Прекрасные пепельные волосы были собраны на макушке в своего рода гнездышко из множества завитушек, которое покрывал изящный кружевной чепчик с завязочками до плеч. Она почти всегда одевалась в черное, и с ее лица не сходило выражение озабоченности, словно она силилась что-то вспомнить и никак не могла.
— Боже, Аннели, дорогая, ты промокла насквозь, Я бы сказала, что рановато еще гулять у океана.
— Бабушка Лэл…
— Поди, поди сюда. Выпей горячего шоколада или еще лучше сладкого сидра. Да, отведай-ка сидра. Утром братья Уилбери принесли еще одну бочку. Пожалуй, такого сидра я еще не пила.
— Мне не хочется ни сидра, ни шоколада. — Аннели отдышалась. — Я нашла мужчину.
Флоренс улыбнулась и помахала тостом.
— Твою маму это обрадует, дорогая. Она наверняка обеспокоена полным отсутствием у тебя интереса к сильному полу.
— Нет, нет, это совсем не то… Я нашла тело мужчины. На берегу. Я было подумала, что он мертв, но теперь он, кажется, дышит. После того как из него вышло много воды, изо рта и из носа.
— О Боже! Это один из наших? Сколько раз я говорила молодому Блистерботтому, чтобы не ловил устриц, когда темно. Он сам едва ли больше ведра, в которое их собирает, и, говоря по правде, те скользкие существа, которых он вылавливает, напоминают… ну, не важно. И вообще я до сих пор не понимаю их вкуса. Но молодой Билли так старается угодить мне, что в конце концов я вынуждена буду есть их тарелками.
— Это не Билли Блистерботтом, — возразила Аннели. — Вообще-то я этого мужчину не знаю. Но он действительно очень плох. Весь в синяках и кровоподтеках, а на голове рана величиной с репу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88