— Скажи ему, что он может зайти ко мне.Она лежала на диване, когда Генрих вошел в комнату. Она отпустила прислугу. Опустившись на одно колено, он поцеловал ее левую руку. Правой она коснулась его темных и густых волос. Она слегка погладила их; он поднял голову и посмотрел на Диану. Она увидела, что его переполняют чувства.— Я думала, что ты приедешь раньше, — сказала она. — Мне показалось, что ты не был здесь очень давно.— Я мчался во весь опор, — произнес он. — Никогда еще дорога не казалась мне такой длинной.— Ты как-то странно смотришь на меня, Генрих.— Ты так красива.Она негромко рассмеялась.— Я рада, что нравлюсь тебе, мой дорогой друг.Он снова поцеловал ее руку; его губы были горячими; он дрожал от желания обладать Дианой.Брак и правда изменил его. Как складываются отношения между Генрихом и маленькой итальянкой? Диана слегка ревновала юношу к этой девочке, завидовала ее молодости и положению его жены.— Я часто думаю о тебе, мой дорогой, — сказала она. — Наверно, Генрих, я немного ревную.Он поднял голову и посмотрел на Диану, не понимая ее; он всегда медленно соображал.— Ревную, — пояснила она, — к Катрин.Он вспыхнул и быстро отвернулся. Ей понравилась его застенчивость. Насколько она симпатичнее многоопытности его отца!— Я — старая женщина, Генрих, — продолжила Диана, — по сравнению с тобой. Мне грустно оттого, что ты так юн, а я уже немолода.— Ты никогда не будешь старой, — пробормотал он. — Ты — само совершенство. Возраст? Что такое возраст? Как бы я хотел быть твоим ровесником! Я охотно бы отказался от тех лет, что разделяют нас.Она обхватила его голову своими руками и поцеловала Генриха.— Как ты восхитителен, мой Генрих. Видишь, я называю тебя моим. Но я не должна это делать.— Почему? — спросил он. — Почему… не должна?— Тебе не следует больше приезжать в Ане, мой дорогой. Понимаешь… мы — друзья; это все. Я всегда буду считать тебя моим самым дорогим другом. Но ты уже не мальчик. У тебя есть жена…— Но какое отношение имеет она к нашей дружбе?— Самое непосредственное, Генрих. У тебя есть жена… и ты навещаешь меня. Можем ли мы рассчитывать на то, что свет с пониманием отнесется к нашей дружбе? Люди будут усмехаться. Мадемуазель д'Эйлли — мне следовало сказать, мадемуазель д'Этамп, — уже оклеветала нас, Генрих.— Как она посмела!— Мой дорогой, она смеет многое. Ее положение позволило сделать это безнаказанно.— Я всегда ненавидел ее. Как она осмелилась опорочить тебя! Будь она мужчиной, я бы вызвал ее на дуэль.— Мой дорогой рыцарь! Королевский сын не может вызвать кого-то на дуэль. Ты легко забываешь о своем положении. Я должна была показать тебе моей любовью и восхищением, что ты достоин всеобщего уважения. Я сделала это Господи, я рада, что это задание было поручено мне. Каждая минута, которую я проводила с тобой, дарила мне счастье. Но теперь все кончено. У тебя есть жена. Ты должен завести детей. Ты больше не мальчик, который может навещать женщину, не боясь сплетен.— Диана, я не боюсь их. Только ты важна для меня. Пусть люди говорят, что хотят. Я должен приезжать к тебе. Я люблю тебя… только тебя. Все остальное в моей жизни не имеет для меня никакого значения. Я несчастен — ты изменила мою жизнь настолько, что я не в силах обходиться без тебя. Если люди скажут, что я люблю тебя, они будут правы.— Наша дружба — безрассудство, — сказала Диана.Он встал и повернулся к ней спиной. Она знала, что он охвачен волнением и собирается сказать то, что не смеет произнести, глядя на нее.Он пробормотал:— Если… люди скажут… что я… твой любовник, а ты… моя возлюбленная… я только обрадуюсь. Я не буду стыдиться этого. Я могу лишь мечтать об этом.Она молчала; внезапно он повернулся и, бросившись к ее ногам, уткнулся лицом в черно-белое атласное платье Дианы.Она раздела его, потом скинула с себя платье и все остальное. Ее налитое, зрелое тело оставалось упругим, стройным. Она могла по праву гордиться им. Мужчин всегда восхищали ее груди — удивительно крупные для столь изящной женщины, твердые, высокие. Спасибо кормилицам, позволившим ей, матери двух детей, сохранить свою привлекательность. Взяв Генриха за руку, она подвела его к роскошному алькову, напоминавшему шатер. Они легли рядом. Губы Генриха потянулись к соскам Дианы — сначала к правому, потом к левому. Она всегда была для него прежде всего матерью — той матерью, которой он рано лишился. Он делал все инстинктивно, пока что ей не было нужды направлять его. Однако она помнила о своей роли наставницы. Ее большие соски быстро твердели под его языком. Обхватив длинными пальцами голову любовника, она оторвала ее от своей груди. Не будучи от природы очень темпераментной, Диана нуждалась в длительных и разнообразных ласках, предшествовавших полной близости.— Поцелуй меня, — попросила Диана.Он не сразу сообразил, что она ждет от него.— Там, внизу, — пояснила женщина.Голова Генриха скользнула к ее животу. Юноша уткнулся лицом в черный шелковистый треугольник. Раздвинул руками бедра Дианы. Он получал наслаждение, исполняя желание своей возлюбленной. Когда Генрих прикоснулся языком к ее розовой, блестящей от влаги плоти, женщина вздрогнула, застонала. Генрих понял, что истинная любовь не ведает стыда. Он способен сделать свою Диану счастливой! Это было важнее всего.Диана парила в небесах. Когда ее возбуждение достигло предела, она вскочила, заставила Генриха лечь на спину и оседлала его. Их слияние было долгожданным, полным, изнуряющим. Заметив, что Генрих теряет контроль над собой, она приказала!— Остановись!Дав ему успокоиться, она вновь предалась любви. Диана долгое время обходилась без мужчины и теперь, похоже, наверстывала упущенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106