Они вспоминали старые дни, вместе погрустили о безвременно почившей Екатерине, матери Генриха и младших Тюдоров.
– Как бы счастлива она была сейчас, находись она вместе с нами, – вздохнул Оуэн.
– Она смотрит на нас с Небес, – утешил его король.
– Нас с братом весьма расстраивает одно обстоятельство, – сказал Эдмунд. – О нашей матери говорят скверное, а нас называют…
– Нас называют бастардами, – перебил его Джаспер.
– Но мы с вашей матерью были женаты законным браком, милорд, – сказал Оуэн. – Клянусь вам. Мы поженились незадолго до рождения Эдмунда, но, когда мальчик появился на свет, ваша матушка уже была моей законной супругой.
Генрих взглянул на Маргариту, а та горячо сказала:
– Нужно подтвердить это специальным актом Парламента. Почему бы и нет? Такое случалось и раньше. Между прочим, Маргарет Бофор тоже происходит от королевского бастарда. Джон Гонт легитимизировал своих детей уже после рождения. Почему бы Парламенту не поступить таким же образом и с вами?
– Мы этим займемся, – пообещал Генрих.
Маргарита внутренне возрадовалась. Впервые король дал понять, что согласен встретиться с членами Парламента.
Визит Тюдоров явно пошел королю на пользу. Когда они уехали, пообещав верой и правдой служить Генриху и Ланкастерам, Маргарита завела с мужем осторожный разговор:
– Славные люди – все трое. Оуэн, правда, староват, но Эдмунд и Джаспер сильны и отважны.
– По-моему, Оуэн не так уж стар. Он ровесник моей матери, а ей был двадцать один год, когда я появился на свет.
– Надеюсь, Тюдоры нас не подведут, – гнула свою линию Маргарита. – Я к ним искренне расположена. Обязательно устрою брак и Эдмунда с Маргарет Бофор, и Джасины.
– Ну раз вы так решили, милая, значит, так и будет, – сказал король.
* * *
Тянуть больше было нельзя. Генрих все еще жаловался на слабость, однако Маргарита настояла, чтобы короля отвезли в Палату лордов, дабы он распустил Парламент.
Правлению герцога Йорского настал конец. Король вернулся, и Йорк понял, что ему пора уходить.
К несчастью, лорд-протектор слишком долго находился у кормила государственной власти, и народ успел понять, что Ричард – правитель способный. В стране были восстановлены закон и порядок, Йорк заслужил славу человека твердого и справедливого.
И вот власти Йорка настал конец. Отказываться от высокого положения было тяжело, но герцог знал, что у него не было выбора. Ведь он сам всегда повторял, что сразу же по выздоровлению короля оставит свой пост.
Первым же указом короля (а вернее, королевы) из Тауэра был выпущен Сомерсет, а вслед за ним и герцог Эксетер.
Маргарита восстановила Сомерсета во всех чинах и званиях.
Теперь вражда между Сомерсетом и Йорком была еще яростней, чем прежде. Сомерсет не мог забыть месяцев, проведенных в темнице, а Йорк в глубине души жалел, что не отправил презренного временщика на плаху, пока у него была такая возможность.
Примирения между обеими партиями быть не могло. Вражда могла закончиться лишь с гибелью одного из двух герцогов.
Тем временем Маргарита наслаждалась вновь обретенной властью. Она с удовольствием устроила судьбу детей Оуэна: Эдмунда женила на Маргарет Бофор, а Джасину выдала замуж за лорда Грея де Уилтона.
Теперь она могла при любых обстоятельствах рассчитывать на незыблемую поддержку со стороны клана Тюдоров.
СЕНТ-ОЛБАНС
Герцог Йоркский гневался. Только дела начинали идти на лад, только народ успел по достоинству оценить его несомненные способности – и тут король вдруг выздоравливает.
– Действительно ли он поправился? – спросил Ричард у жены.
– Того и гляди снова в идиотизм впадет! – прошипела она.
– Не то чтобы я желал ему зла… – поспешно добавил герцог.
Сисили поджала губы. Она-то безусловно желала королю зла. Вот было бы чудесно, если бы он снова обезумел.
– Однако, пока у меня были развязаны руки, – продолжил герцог, – я имел возможность навести порядок в стране.
– Да, и если бы у англичан была хоть малая толика рассудка, они провозгласили бы вас королем.
– Наш народ всегда почитал помазанников Божьих, – возразил Йорк.
Сисили замолчала, представив, как ее и Ричарда коронуют в Вестминстерском аббатстве. Это было бы справедливо. Оба они королевской крови, причем у Ричарда куда больше прав на престол, чем у Генриха.
– Что будет теперь? – спросила она.
– Вскоре к нам присоединятся Солсбери и Варвик. Тогда мы все и решим.
И действительно, вскоре к Йорку прибыли графы Солсбери и Варвик.
Они были разъярены не меньше, чем Ричард.
– Что будет теперь? – желали знать лорды.
– Страну ожидает тяжкая година, – ответил Йорк.
Все замолчали. Граф Солсбери лишился должности лорда – хранителя Большой печати, которая отныне была вверена Буршьеру, архиепископу Кентерберийскому. Герцог Йоркский вынужден был передать должность губернатора Кале Сомерсету. Последней же каплей, переполнившей чашу терпения йоркистов, было заседание Государственного Совета в Вестминстере, куда Сомерсет не пригласил ни Йорка, ни Варвика, ни Солсбери.
– Во всем виноват Сомерсет, – объявил Йорк. – Если бы не он, я бы сохранил свой пост.
– Не забывайте, что за Сомерсетом стоит королева.
– Они оба наши враги, – согласился герцог. – И враги Англии.
– Нужно дать им укорот, – заявил Варвик.
– Как? – поинтересовался Солсбери.
Герцог Йорк задумался, потом сказал медленно:
– Все, чего мы добились за минувший год, пошло прахом. Как будто ничего и не было. Короля винить нельзя. Он и до болезни не хотел вмешиваться в государственные дела, а теперь тем более ясно, что он не может без поводыря. Итак, наш монарх – не более чем символ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122