– Ну, как шея? – осведомился Тоцци.– Прекрасно. – Гиббонс кисло взглянул на напарника. – Ты что это всю дорогу спрашиваешь?– Я обязан, – сказал Тоцци, не отрывая взгляда от «Дейли ньюс», развернутой на руле. – Я обещал Лоррейн, что прослежу за тобой. – Тоцци не поднимал глаз, однако так и видел на лице Гиббонса эту дерьмовую улыбочку.– Треснул бы ты, Тоцци. – Гиббонс снова навел бинокль на особняк.– Ты очень любезен. Гиб.Гиббонс опустил бинокль.– Это бесполезно. Тут ничего нет. Давай поехали. Расскажем Иверсу, и пусть делает что хочет. Во всяком случае, хоть что-то сдвинется с места.Тоцци покачал головой.– Ты же сказал, что мы можем придержать информацию до середины недели. Ты обещал.– Ну и что?– Обещал же.– Беру назад. Поехали.Тоцци снова покачал головой.– Видишь? Лоррейн права. Ты не держишь слова.– Отстань.– Почему бы тебе не принять чертову пилюлю и не посидеть еще немного?Гиббонс не ответил. Он захватил таблетки – так, на всякий случай. Но Тоцци заранее уверен, что лекарство у него с собой. Черт.– Если до обеда ничего не увидим – снимаем пост. Идет?– Не надо мне твоих чертовых поблажек.Тоцци вновь уставился в газету, но Гиббонс знал, что ублюдок ухмыляется себе под нос. Скверно уже то, что он позволил Тоцци вести машину. И сам мог прекрасно вести, если бы захотел, – он же не калека. Проблема только в том, чтобы на перекрестке смотреть направо и налево. Иногда он забывал про шею и вертел головой, вместо того чтобы сворачивать плечи. Это было чертовски больно. Поэтому-то он и позволил Тоцци вести машину. А не потому, что сам не в состоянии. Просто требуется передышка, вот и все. Он опустил бинокль и взглянул на Тоцци. В его интересах это понять.Через минуту Тоцци почувствовал, что на него смотрят.– Почему ты смотришь на меня так?– Как?– Как сестра Тереза Игнатиус, моя училка в пятом классе, вот как.Гиббонсу не понравилось сравнение с монахиней.– Не понимаю, о чем ты.– Ты ведь окрысился. Я тебе, что, руль захватал грязными руками?– Заткнись. Читай свою газету.Тоцци опустил глаза и перевернул страницу.– Ладно. Я знаю, из-за чего ты страдаешь.– Да неужели? Из-за чего же?– Из-за Лоррейн.– Иди ты... – Гиббонс попробовал повертеть плечами. Мячи сразу стали тяжелее.– Я-то что – я могу и пойти. – Тоцци перевернул еще одну страницу. – Но ты – ты собачился с ней всю неделю, а теперь на мне хочешь отыграться. Впрочем, ладно. Валяй. Буду тебе мальчиком для битья. Я ведь понимаю.Гиббонс чувствовал, как лицо его каменеет. Треснуть бы Тоцци биноклем по его длинному носу. Поганец. Конечно, он страдает из-за Лоррейн. Из-за чего же еще, как он думает? Тоцци слишком молод, вот в чем его беда. Он спит со всеми подряд и думает, что это любовь. Через десять – пятнадцать лет он не то запоет. И тогда он захочет иметь рядом порядочную женщину, а не какую-нибудь шлюху, женщину, с которой можно поговорить, которую можно вытерпеть больше десяти минут. Вот в чем его беда. Он не знает, что такое любить. Любить по-настоящему. Но ведь ему и не объяснишь. Он непробиваем. Вечно всему учится только на собственной шкуре. Паршивец.Гиббонс испустил глубокий, утробный вздох, который закончился каким-то подвыванием.– Ладно, поехали. Д'Урсо нет дома. Мы теряем время. Поехали отсюда.Тоцци медленно покачал головой, не отрываясь от газеты.– Кто же это талдычил без конца, что в засаде надо быть терпеливым? Спокойненько сидеть и ждать, покуда задницу не отсидишь? Всегда следовать плану, скучно тебе там или нет.– Тут слишком тихо, – перебил его Гиббонс. – Если бы ты не зачитался так своей газетой, то понял бы это сам. Боже ты мой, мы же сидим тут с восьми часов, а единственное, что я углядел, – это паршивый пес, обмочивший лужайку Д'Урсо. Даже по соседству не видно ни души. Даже трусцой никто не бегает. Д'Урсо нету дома, поверь мне.Тоцци поверх газеты взглянул на дом.– Я вижу гараж на три машины, все двери закрыты. Кто тебе сказал, что «мерседес» Д'Урсо там не стоит? – Тоцци перевернул страницу и вновь уткнулся в газету. – Шорт-Хиллс – богатый квартал. Богачи не бегают по улицам трусцой. Они занимаются гимнастикой в клубах. Богач никогда не гуляет по своему району. Никогда не выходит на угол подышать свежим воздухом. Богачам не нравится, когда их видят около домов. Не спрашивай почему – просто они такие, и все. Что же касается пса – удивляюсь, как это его не пристрелили. Собачья моча – смерть для газона, особенно сучья. Единственное, что можно сделать, это вырезать весь кусок ножом для резки линолеума, заменить свежим дерном и надеяться, что приживется.– Ты кончил, Тоцци? – Теперь Гиббонсу хотелось сломать ему нос каким-нибудь особо жестоким образом. Чертов умник.– Я просто объясняю тебе, почему мы должны...– Погоди-ка. Это еще что? – Гиббонс поднял бинокль и навел его на две фигуры, шагающие по дорожке за углом участка Д'Урсо. Две женщины, обе в джинсах и в шляпах. Да, в шляпах: китайских, с широкими полями. Глядя вниз с вершины холма, где они припарковались, Гиббонс не мог различить лиц. Лица скрывались под шляпами.Он протянул бинокль Тоцци.– По дорожке идут две японочки. Должно быть, из команды нянечек, что содержит жена Д'Урсо.Тоцци поднял бинокль и посмотрел.– Они не японки. Посмотри, как они идут. Это американская походка.Гиббонс рассмеялся.– Ты кому это лапшу на уши вешаешь? «Американская походка», Бога душу в рай.– И потом, шляпы китайские, а не японские.– Ах, правда, я и забыл. Ты у нас теперь специалист по Японии, с тех пор как занимаешься каратэ.Тоцци сощурил глаза.– Не каратэ. Айкидо. Зря я тебе рассказал.Гиббонс ухмыльнулся по-крокодильи.– Не-е-е-т уж. Я рад, что ты мне рассказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85