— Ого! Учиться никогда не поздно: это придает жизни новые краски. — Он обнял Кургана рукой, и юноша, как обычно, ощутил силу, скрытую в древнем худом теле.
— Однако при злоупотреблении надменность становится слабостью, — продолжал Старый В'орнн. — Ты выполз из-под тени отца. Это значительное достижение.
Кургану стало тепло, словно на полуденном солнце.
— Спасибо.
Старый В'орнн помахал длинным и тонким указательным пальцем.
— Не забывай, однако, что это лишь кратковременный успех.
— Я не переоцениваю свои успехи.
— О, думаю, ты в своей надменности уже переоценил их... Ты всей душой презираешь отца.
— Он заслужил презрение.
Лицо Старого В'орнна потемнело.
— Подумай, что ты говоришь. Эмоции взяли верх. Ты во власти презрения, которое ты испытываешь к своему отцу. Он увидел это и действует соответственно. Следовательно, возник фундамент твоего краха. Что Веннн Стог-ггул достоин презрения, это факт... полезный — при соответствующих условиях. Но всего лишь факт. Опасны твои эмоции, потому что они заслонят от тебя его силу и хитрость.
Юноша долго молчал. Осмыслить слова Старого В'орнна всегда было нелегко; иногда это казалось невозможным.
— Ты, разумеется, прав. Кто такой Веннн Стогггул? Отныне он перестает быть моим отцом. Просто еще один игрок на поле.
— Если ты так думаешь... если ты действительно чувствуешь это, Стогггул Курган, то на сегодня мы закончили.
В пустом банкетном зале регент Стогггул пристально разглядывал голографическое изображение Кундалы, когда в открытую дверь вошла Далма.
— Любимый.
Он повернулся к ней и нахмурился.
— Я наблюдал за тобой сегодня. Сколько раз я просил тебя не показываться в официальных комнатах? Они предназначены для государственных дел.
— Уже рычишь? — Далма приблизилась в вихре парчи. Последнее время она пристрастилась покупать украшенные пышной вышивкой кундалианские ткани и мастерила из них платья. — Ах, я не помню, чтобы ты вообще о чем-то меня просил. — Она всунула ногу ему между ног.
Стогггул не ответил на призыв. Не следовало позволять ей догадываться, насколько он стал зависеть от ее ума и связей. Как любая высококлассная лооорм, она имела доступ в самые разные круги общества — и в'орннского, и кундалианского, — куда ему, несмотря на сосредоточенную в его руках власть, было бы не попасть. Разговоры в постели — мощный инструмент, если их подтолкнуть в нужном направлении.
— Я позволил тебе пользоваться моими личными покоя — ми. Очевидно, этого тебе недостаточно.
Она нежно улыбнулась, прижимаясь к нему с жаром звезды, превращающейся в новую.
— Ты должна быть благодарна за то, что я разрешаю тебе жить в стенах дворца, — продолжал Стогггул. — Какая еще лооорм может притязать на такое?
— Это потому, что я не похожа на других лооорм, любимый. — Когда Далма лизнула его шею, регент схватил ее за запястья и резко отстранил. Она вскрикнула от боли, и это ему понравилось.
Далма надула губы.
— Я пришла, чтобы сделать тебе замечательной сюрприз, а ты...
Он притянул ее к себе уже нежнее.
— Последнее время я в дурном настроении. Прости.
— Конечно, любимый. Но что в пещерах внизу могло причинить тебе страдания?
Стогггул отвернулся, выключая голограмму.
— Впрочем, не важно. Ручаюсь, твое настроение улучшится, когда ты увидишь мой сюрприз. — Далма вывела его из комнаты, повела через переднюю, мимо главной лестницы, по коридорам... Стогггул быстро запутался. Несомненно, она гораздо лучше его освоилась в дворцовых лабиринтах.
Наконец они вышли на балкон, и регент узнал травный сад Джийан. Он собирался вырвать все растения и замостить двор, но Далма попросила его ничего не трогать. Ему нравилось, когда она просит, и он уступил. Теперь она подвела его к филигранной балюстраде.
— Вот. Как тебе?
Стогггул посмотрел вниз. В лунном свете молодая кундалианка с густыми платиновыми волосами стояла на коленях посреди аккуратных рядов похожих на сорняки растений.
От резких запахов регент расчихался.
— Что такое? — Он раздраженно повысил голос. — Эти сорняки не только уродливы, они еще и воняют так, что до дна Н'Луууры дойдет!
Молодая женщина встала и обернулась — очень высокая, гибкая, с тонкими чертами лица. На мгновение регенту показалось, что его сердца перестали биться. Он ухватился за балюстраду, да так, что костяшки пальцев побелели. Веннн Стогггул никогда не был восприимчив к очарованию кундалианских женщин: откровенно говоря, он находил их внешность просто отвратительной. Но встретив серьезный взгляд больших, очень светлых глаз, он почувствовал нечто небывалое; неведомый прежде огонь воспламенил его плоть.
Ее одеяние словно на миг растаяло. Стогггул представил себе крутые изгибы, тайные долины великолепного тела — и каждое местечко стало источником глубокого любопытства и неудержимо манило. Даже с такого расстояния он чувствовал исходящий от нее жар, чувствовал ее необычный аромат. Все запахи в саду стали чудесны, со всех растений капала влага, которую он жаждал слизнуть языком.
— Я знаю, трудно поверить, что “вонючие сорняки” могут быть полезны и в'орннам, и кундалианам.
Она улыбнулась — Стогггула будто коснулись нежные пальчики. Он хотел ответить, но не смог собрать лихорадочно разбегающиеся мысли.
Вероятно, приняв молчание регента за сомнение, кундалианка продолжила:
— Уверяю вас, владыка, я говорю правду. — Она показала черную базальтовую ступку и белый агатовый пестик. — Если владыка позволит, я подкреплю свои слова делом.
Стогггул наконец овладел собой достаточно, чтобы произнести:
— Скажи мне свое имя, женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201