Куаре занимал почетное положение, дававшее ему доступ к Господину в любое время дня и ночи. Он был глазами и ушами Пселлоса среди подвластного ему люда, и любой здесь от всей души его ненавидел.
Были и другие слуги, число которых непрерывно менялось. Лакеи, конюхи, швеи. Горничные, по прибытии очаровательные и веселые, со временем казались изнуренными, с затравленными взглядами. Но прежде чем они исчезали, их сменяли новые. И каждую неделю являлись и удалялись товарищи Пселлоса (так они сами себя называли), все на один лад заискивающие перед ним и презрительно взиравшие на любого другого. В Башне Пселлоса существовала жесткая иерархия, и хотя Рол был во всех отношениях в самом ее низу (спал на груде тряпья поверх жарких плит буфетной), его тем не менее выделяли среди прочих. Внимание к нему Куаре внезапно прекратилось после нескольких первых дней, и теперь тот поглядывал на Рола со смесью настороженности и ненависти.
Какое место занимала в этом хозяйстве Рауэн, Рол никак не мог себе уяснить. Все выказывали ей почтение, если не из чего другого, то из страха. Но в то же время создавалось впечатление, что ее презирают. Только Джиббл вел себя иначе. Он обращался с ней почти как с дочерью и всегда бодрствовал, если и не был вполне трезв, когда она возвращалась с ночных сборищ. Он заботился, чтобы ее всегда ждали пища и горячая вода, и удостоверялся, что она получила все что нужно, прежде чем припустить вперевалочку к своей постели. Что до Рауэн, в ее распоряжении была вереница богато обставленных комнат в верхней трети Башни, и ее часто звали за стол к Пселлосу, особенно когда он принимал гостей, но она ела на кухне всякий раз, когда это ей удавалось, и частенько бралась за какоенибудь низменное занятие, как если бы на нее чтото находило, и выполняла эту работу за длинным дубовым столом, меж тем как Джиббл гремел кастрюлями и болтал, оборачиваясь к Рауэн от пылающего очага. Казалось, жаркая полутьма кухонь смягчает ее тяжелые настроения, и порой она оставалась там до зари, точа ножи и вертелы для Джиббла, очищая сочленения с ловкостью хирурга или просто глядя в огонь. Никто, кроме Джиббла, никогда не смел к ней обращаться.
Впрочем както ночью, когда все в доме спали, Рол наблюдал за ней через дверь буфетной и видел, как она стоит и пьет вино в свете кухонного пламени. Она только что вернулась после одной из своих обычных вылазок и была одета помужски, в облегающие штаны, камзол и короткий плащ. Ее волосы были убраны, и она выглядела почти как прехорошенький парнишка. Но какаято одеревенелость сменила ее обычно столь гибкие движения, она держалась с осторожностью, свидетельствовавшей о некоей скрытой боли.
У Рола перехватило дыхание, когда она вдруг прямо на месте принялась раздеваться, не догадываясь, что он наблюдает за ней расширенными глазами. Первым делом она высвободила из тугой прически свои волосы цвета воронова крыла, и те упали ей на плечи. Затем сбросила одежду почти что с отвращением. Ее белая кожа, омытая светом угасающего пламени, сделалась алой, крепкие мышцы двигались на ее бедрах и голенях, а также вдоль изгиба спины, когда она себя осматривала. Множество ярких ранок и чегото, неприятно похожего на следы укусов, сбегало по ее бокам. Она омыла их дышащей паром водой Джиббла, подергиваясь с натянутым лицом. Это зрелище неделями представало перед Ролом во сне.
Башня уходила под землю почти столь же глубоко, сколь высоко поднималась к небу. Проходили дни, когда Рол ни на миг не видел солнечного света, ибо работа удерживала его в кухнях и погребах, бесконечных кладовых, буфетных и мастерских, основательно врытых в холм. Он помогал разгружать повозки с высокими бортами, подкатывавшие в положенное время и груженные самыми разными плодами, овощами, дичью, а также бочонком на бочонке вина, бренди или пива. Все это, как он узнал, производилось в поместьях самого Пселлоса, на обширных пашнях, пастбищах и в охотничьих угодьях, раскинувшихся дальше в глубь суши за Эллидонскими холмами, где трудились арендаторы и егеря. Целое королевство, где Михал Пселлос был единовластным правителем.
Если выдавалась спокойная минутка, Рол расспрашивал Джиббла и горничных, прослуживших дольше других, об их Господине и Башне, но они не оченьто охотно отвечали. Все они до единого испытывали ужас перед хозяином, и всетаки чтото удерживало их на этой рабской службе, не давая ее покинуть. Рол открыл, что Пселлос не благородных кровей. И, хотя он торговал всякого рода добром и отправлял грузы на множестве больших кораблей туда и сюда по Двенадцати Морям, он не принадлежал к Купечеству. Откуда же взялось его безмерное богатство?
Рол часто подумывал, а что, если просто уйти, спуститься на оживленные причалы Аскари и наняться на какоенибудь судно, где нужны рабочие руки. Теперь он обрел некое новое равновесие, коечему научился в большом мире, это будет нетрудно. Но его удерживали две вещи.
Пселлос знал его семью. И знал, возможно, больше, чем просто о происхождении Рола. Если Рол уйдет, он, может, так ничего и не узнает сам, сколько бы ни скитался по свету. И Рауэн. Было в ней чтото, что его притягивало. Не просто ее красота, но печаль, чувствовавшаяся под холодной наружностью. Если Ролу требовалось узнать о себе самом, то он просто отчаянно жаждал узнать и о ней.
В течение нескольких первых дней Рол явно недостаточно познакомился с Господином. Он часто видел его, но ни разу с ним не говорил, да и тот к нему не обращался. Оба, Пселлос и Рауэн, казалось, начисто забыли о его существовании, и первые несколько месяцев своей новой жизни Рол не особенно на это досадовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90