Город был упорядочен, здесь имелись трехпутные проезжие дороги и общественные сады. Даже гавань была прибрана к рукам, все тамошние гостиницы и бордели имели лицензию Короны. Имелось, однако, несколько независимых предпринимателей, и как Протеро, так и Рол всегда предпочитали их заведения более пристойным домам держателей лицензий.
– Не сравнить с Урбонетто, – заметил Протеро, оглядываясь. Они находились на дальности броска камня от причалов, и впереди, куда ни взгляни, поднимались густым колышущимся лесом мачты кораблей с бессчетными линиями такелажа.
– Я никогда так далеко не забирался, – признался Рол.
– Нет? А, верно, ты примкнул к нам сразу же по нашем возвращении из бьонского плавания. Повезло тебе. Мы тогда прорывались через все Западное Спокойное и не видели ни клочка суши между Перигором и Бьонаром, разве что черный, как дым, Кулл на горизонте. С тех пор как рипариец добился своего договора с Купеческим Союзом, мы наслаждаемся прибрежным плаванием, и да будет так и впредь.
– Не знаю, – признался Рол. – Не думаю, что меня так уж не влечет открытое море.
– Отмели Армидона достаточно открыты для меня, – фыркнул Протеро. – Ты молод, вот и все.
– Ты старше меня на какихто три года, Косоглазик. Не пытайся корчить передо мной бывалого морехода.
Протеро разразился смехом. Он был уроженцем Лаугро на юге Кавайллиона. Того самого Виноградного Кавайллиона, где изготовляют лучший бренди. Он появился на свет в глухом углу в глубине суши, среди крутых гор, где виноград растили на террасах, вырезанных в склонах. Женщины там отличались густой смуглотой и черными волосами, мужчины носили длинные ножи, известные как саброны, и следовали столь загадочным правилам чести, что распри меж соседствующими семьями тянулись сотни лет. Одна из таких распрей вызывала столь бурное неприятие у юного Джайме Протеро, что он сбежал в море и больше домой не возвращался. Напиваясь, он пел скорбные песни родных гор и со слезами гадал о судьбе своих братьев и сестер, старой матери и сурового отца. А затем сплевывал на пол, чтобы отвести от них неудачу. Был он невысок, костляв, невероятно скор в работе саброном, который держал за поясом, бесстрашен и неспособен предать друга. Вот уже семь лет, как они с Ролом плавали вместе.
Семь лет. За это время Рол вырос от простого матроса до первого помощника и теперь знал моря от Корсо до Аринджии как свои пять пальцев. Он бороздил Западное Спокойное море, Каверрийское, Армидонские Отмели, Внутренний Предел, Южное Море Неверных Ветров, знал злачные места полусотни портов по их берегам. За это время он достиг невероятных размеров, мышцы его развились, любому встречному он представал ступающим враскачку бородатым моряком с паутинками, бегущими вовне от глаз, свидетелями лет, проведенных на ветру. О детстве своем он думал как можно меньше, гоня прочь воспоминания, радостные и мрачные. Боль разрыва с Рауэн, когдато всепоглощающая, стала лишь едва уловимым нытьем. Он все еще испытывал слабость к рослым темноволосым девицам со спокойной улыбкой, но за семь лет ни разу не провел более одной ночи с любой из них.
– Где ты пропадал, во имя богов Двенадцати Морей, гнусный верзила с холодными глазами? – Рипариец был разъярен. Он перегнулся через поручень на шканцах «Большого Баклана» и пригрозил Ролу и Протеро жилистым кулаком.
– Прощался с твоей мамашей, – огрызнулся в ответ Рол и зашагал по сходням. – Что это?
Несколько жалкого вида оборванцев стояли на шкафуте брига, меж тем как здешние матросы сновали, обходя их, по своим делам. Рипариец пожал плечами.
– Новые матросы. У нас не хватает людей.
– Не отличишь от осужденных.
– Они и есть. Приватиры, извольте представить. Мне передали их из тюрьмы. Им предложен выбор, и они предпочли отбывать наказание у нас на борту, а не дохнуть в каменоломнях.
– Пираты? – Протеро хмурился. – Ты надеешься, что эти сукины сыны не перережут нам глотки в собачью вахту и не захватят судно? Нам довелось схватываться с мерзавцами вроде этих по всему Западному Спокойному, и, попадись мы им, они бы выбросили нас за борт без задней мысли. А теперь мы уступаем им место у мачты и будем делиться с ними грогом?
– Да, – ровно ответил рипариец.
– Ну ладно, – ухмыльнулся Протеро.
– Эй, вы, – обратился Рол к оборванцам. – Кем вы были? Умелые моряки?
Один коснулся пряди на лбу.
– Я плотник, твоя честь. Рипариец хлопнул в ладоши.
– Превосходно. Я назначу его помощником плотника. Гастин как раз ноет, что ему нужен ктото таких лет.
– А остальные? – спросил Рол. Не понравились ему эти парни. Отвергнутые землей и носимые морем убийцы и грабители, выкинуть бы их за борт, чтобы не оскверняли палубу его корабля.
– Я был старшинарулевой.
– Я боцман.
– Я помощник капитана.
Рол сурово поглядел на последнего.
– Офицер? На каком корабле?
Тот поколебался. На вид ему было сорок с чемто, волосы и борода черные с проседью, как бобровый мех. Глаза черные, как плоды терна, одна бровь разбита надвое шрамом. Неизлеченные раны виднелись на его запястьях, босые стопы почернели от впитавшейся в них грязи.
– Иди сюда, не прячься за спины. Все это в прошлом. Теперь ты служишь у нас на «Большом Баклане». Но на каком корабле ты ходил, пока не попался?
– Я был помощником капитана «Барракуды». Протеро негромко присвистнул.
– Корабль Матуу Крида. Я думал, армидийцы распяли прорву его ребят.
– Так и было. Но мне тогда стукнуло всего четырнадцать, и мне заменили казнь каменоломнями Кеутты. Затем Купечество Оксьерре перехватило договор, и я стал трудиться здесь, на местных, а не на армидийцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90