Теперь за штурвалом стоял сам Хэл, а прибывшие на помощь матросы сгрудились вокруг него.
Передав штурвал одному из членов команды и держа нож наготове, Хэл подошел к ограждению палубы и перегнулся через корму, но увидел в воде лишь расплывающееся красное пятно, которое уносило течением.
Рядом с Хэлом собрались все его друзья и вместе с ним высматривали их общего врага, а Цицерон громко лаял, словно требуя, чтобы Леннокс явил свое лицо. Тем временем впереди по курсу возник новый завал из сбившихся в клубок деревьев и мусора.
Внезапно куча веток качнулась на волне, и ее края погрузилась в воду, а когда она вынырнула, с ней вынырнули две ноги в дешевых суконных штанах. Вода вокруг них сразу стала алой.
Это было все, что осталось от Леннокса, вернее от его тела. Миссури, забрав остальное, сама совершила суд над жестоким шантажистом.
– Хорошее судно никогда не станет терпеть на борту присутствие зла, – заметил Сэмпсон и убрал свой «кольт» в кобуру, а Белькур перекрестился.
– По крайней мере Розалинда сможет спокойно спать по ночам, – медленно произнес Хэл и, сделав глубокий вдох, подумал, что теперь у них с Розалиндой впереди целая жизнь.
* * *
Год спустя Хэл сидел в своей библиотеке в Нью-Йорке вместе с отцом и Уильямом. Когда-то этот большой городской дом в Манхэттене принадлежал родителям Розалинды, а теперь стал нью-йоркским пристанищем для нее и Хэла. Дом украшали произведения искусства и мебель, назначение которой состояло в том, чтобы служить человеку, а не быть объектом одобрения критиков.
Библиотека занимала огромное помещение в два этажа, заставленное доверху книгами в кожаных переплетах и статуями великих мыслителей. В одном углу располагался большой камин, в другом – камин поменьше. Возле каждого из каминов стояли кожаные кресла и старинные столики красного дерева; поверх дубового паркета лежали персидские ковры, играя яркими красками в свете алебастровых ламп.
Перед огнем на матрасике с монограммой сладко посапывал Цицерон. Тихо тявкнув, он перевернулся на спину и задергал лапами, словно преследовал во сне добычу.
Улыбнувшись собачьему счастью, Виола и Розалинда продолжили свою оживленную беседу; судя по приглушенному тону, они обсуждали беременность Виолы.
Розалинда старалась не показывать Хэлу, как радуют ее разговоры о скором появлении младенца. Сама она никогда не заговаривала с ним о детях и с искусством опытного игрока пресекала вопросы друзей на эту тему.
– Как бизнес, Уильям? – спросил Старик.
– Мог бы быть лучше, особенно армейские контракты. Спасибо за подсказку Пьерпонта Моргана насчет вероятности возникновения в конце года паники в деловых кругах. Я консолидирован ценные бумаги, как он и советовал, чтобы уменьшить риск остаться с обесцененным акционерным капиталом на руках.
– Я тоже, – сообщил Хэл. – Я распродал акции слабых железнодорожных компаний и сконцентрировался на преуспевающих. Кто бы мог подумать, что вся эта болтовня о том, какую железную дорогу речник менее всего хотел бы лицезреть, окажется столь полезной?
Мужчины дружно посмеялись над странностями ситуации.
– «Красотка чероки» уже начала ходить вверх по Миссури от Канзас-Сити? – поинтересовался Уильям.
– Да, сегодня утром, – ответил Хэл. – Она перезимовала в низовьях Миссисипи, занимаясь перевозкой хлопка. Сэмпсон также испробовал ее в качестве экскурсионного судна с посещением Нового Орлеана в последний день карнавала.
– «Красотка» необыкновенно элегантна. Думаю, она будет пользоваться популярностью, – заметил Старик.
– И приносить большие доходы. Мы сумели сохранить команду в полном составе на протяжении всей зимы, не отправляя никого в четырехмесячный отпуск.
– Отлично. Своими судами на Миссури и новым флотом в Чикаго ты скоро затмишь самого коммодора Вандербилта. Кстати, раз мы его упомянули, как вел себя коммодор во время завтрака, сын? – спросил Ричард.
Сын. Признание, прозвучавшее в этом простом слове, согрело Хэлу сердце.
– Он был очень вежлив. Уильям тихо присвистнул.
– Поразительно. Хэл пожал плечами.
– Бабушка Розалинды и мать коммодора, ставшая крестной матерью матери Розалинды, были лучшими подругами.
– Единственный человек, которого когда-либо уважал этот высокомерный гордец, – произнес Старик со вздохом и поднес ко рту чашку с чаем, по-видимому обдумывая значимость происшедшего. После смерти жены он сильно похудел и на его лице образовались глубокие морщины, но кожа постепенно приобрела здоровый цвет, и он стал намного бодрее.
Известие о беременности Виолы Ричард встретил с улыбкой.
– Полагаю, сегодня Вандербилт к нам присоединится, чтобы не упустить возможности отобедать с президентом и генералом Шерманом.
– Коммодор придет в «Перикл» по нашей инициативе.
– Так же как и Белкнап, – добавил Уильям. – Судя по всему, ваша беседа с ним насчет бухгалтерской книги Этериджа произвела эффект, сэр.
Старик приподнял брови.
– В самом деле?
– Он из кожи вон лез, стараясь убедить меня, что относится ко мне с величайшим почтением и надеется, что «Донован и сыновья» будут и впредь еще много лет обслуживать армию Соединенных Штатов. – Уильям хмыкнул. – Хотя я буду первым ирландским папистом, кто войдет под священные своды залов клуба «Перикл», он даже не посчитал нужным упоминать об этом.
Хэл и Ричард дружно рассмеялись, Уильям не замедлил к ним присоединиться. Женщины вскинули головы и тоже одобрительно заулыбались. От этого проявления семейной сплоченности Хэл ощутил прилив тепла.
Первым умолк Старик, вытирая слезы радости.
– Один Бог знает, какое удовольствие я получил, когда заставил этих надутых старых дурней принять тебя в клуб, Уильям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96