оно употреблялось в газетах, в переписке, в ведомственных бумагах и даже в ходовых песенках.

На Островах летит стрелою
Мотор вечернею порой.
Шофер, склонившись головою,
Руль держит крепкою рукой… –

распевали мальчишки на улицах Питера в десятых годах нашего века, подражая тогдашним водителям «моторов». Если бы вам теперь сказали: «Наша улица полна моторов », – вы бы, вероятно, очень удивились, вообразив густо стоящие на мостовой бензино– или электродвигатели. А я в мои десять лет, в 1910 году, понял бы все как доґлжно: на улице много автомобилей. Ведь «мотор» это и значило «автомобиль».
В те времена от слова «мотор» стали появляться и производные слова. То, что мы теперь именуем «такси» тогда называлось «таксомотор» (впрочем, с недавнего времени слово это снова воскресло у нас: сейчас в Ленинграде можно повсюду встретить объявления о работе «таксомоторных» парков, станций и т. п.). Таким образом казалось, что это наименование для автомобиля сможет удержаться навсегда, а самое слово «автомобиль» исчезнет вместе со своим братом «аэропланом». Но случилось иначе. В советские времена, когда впервые число автомобилей в нашей стране стало по-настоящему значительным, когда была основана отечественная автомобильная промышленность, язык резко переменил все. «Автомобиль» утратил имя «мотора»: разных, хорошо знакомых «моторов» и аппаратов с «моторами» стало теперь слишком много везде, начиная с самолета.
В письменном языке окончательно утвердилось название «автомобиль», а язык устный перешел на слово «машина». Это тоже случилось не без основания. Языковеды давно подметили, что из множества всевозможных механизмов люди всегда склонны называть просто «машиной» именно тот, который они встречают чаще других, который им ближе, важнее других, представляется им, так сказать, «машиной всех машин», «машиной» по преимуществу. Велосипедист говорит «машина» о велосипедах, тракторист – о тракторах, а весь народ в целом называет теперь «машиной» именно автомобиль.
Из всего этого вытекает одно: название автомобиля родилось совсем недавно. Оно еще не установилось окончательно: мы слышим то «автомобиль», то «машина», то «автомашина» и даже «таксомотор». Значит, слова эти совсем еще молоды. А вот слову, которое означает деталь автомашины, слову «фары», ему уже не сорок-пятьдесят, а все две тысячи лет, и оно живет и держится. Как получилась такая странность?
В III веке до нашей эры царь Египта Птолемей Филадельф приказал соорудить маяк у входа в шумную гавань города Александрии. Местом для новой башни избрали маленький островок у входа в порт. Островок этот по-гречески назывался «Фаґрос», – некоторые говорят, потому, что издали, с берега, он казался косым парусом идущей в море галеры. А слово «парус» по-гречески звучит именно так: «фаґрос». Впрочем, возможно, что имя это имело и другое происхождение.
Маячная башня вознеслась на 300 локтей в вышину (около 180 метров). Подходившие к городу моряки издали видели языки огня, развеваемые ветром на ее вершине. Слава о Фаросском маяке разнеслась по всей земле. Его стали упоминать в ряде «семи великих чудес света», рядом с пирамидами нильской долины и колоссальной статуей на острове Родос. И так как это был самый замечательный из всех тогдашних маяков, самый знаменитый и самый большой, то все чаще в наиболее далеких углах морского побережья в языках различных народов вместо слова «маяк» стало звучать слово «фарос»[ Примерно так же у нас сейчас появилась склонность любой большой стадион называть «Лужники»: «Воронежские Лужники», «Тбилисские Лужники»…

]. Сочетание звуков, у греков когда-то означавшее «ветрило», начало теперь на многих языках означать маячный огонь, световой сигнал. Из греческого слово стало международным.
Конечно, переходя из языка в язык, оно несколько меняло свою форму; мы уже знаем, как это бывает. Но все же везде его можно было узнать. Можно узнать его и сейчас.
Заглянем в иностранные словари. В португальском языке вы найдете слова «farol», «faros», «farus». Они значат именно «маяк» или «маячный огонь».
Слово «faro» (по-английски буква «а» выговаривается, как «эй») есть в Англии. Тут за ним тоже сохранилось его древнее значение – «маяк».
То же самое значило слово «faro» сперва и у испанцев. Но затем, чуть изменив его, превратив в «farol», им стали называть всякий уличный фонарь. А затем и каждый фонарь вообще начал именоваться «farola».
Позаимствовали от древних мореходов это слово и во Франции. Оно само в форме «fare» означало тут маяк; уменьшительно «farillon» значило рабочий фонарик, малый маячок-мигалка, бакен. Однако к нашим дням слово «фар» (phare, fare) осталось здесь только в одном значении: оно означает именно такого типа фонарь-прожектор, какие мы видим на наших машинах. Всякий другой фонарь именуется совсем не похожими словами, происшедшими от других корней: «лантэрн», «ревэрбэр» и т. п.
Есть, как вы знаете, это слово, ставшее давно уже не греческим, не французским, не английским, а всеобщим, международным, и в нашем, русском языке. Тут оно тоже прежде всего означает: «яркий фонарь автомобиля». Но теперь, по сходству между самими предметами, оно применяется и к небольшим прожекторам, укрепляемым на паровозах, самолетах и даже велосипедах. Оно стало значить: «всякий яркий электрический фонарь, снабженный отражающим свет зеркалом».
Но пусть оно значит что угодно. Как только я слышу его, мне мерещится там, за туманом времени, за длинным рядом веков, над далеким старым морем дымный факел Фаросского маяка. Представьте себе ясно, как невообразимо давно это было!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135