Но автор отличной книги о пчелах И. Халифман совершенно справедливо пишет: «Пчелы выглядят… очень „умными“, впрочем… немного больше, чем собака, страдающая от глистов и инстинктивно поедающая глистогонное растение чернобыльник, которое она находит среди множества других». Нет, танцы пчел не язык: никаких «мыслей» они не передают. Это инстинкт, слепой и бессознательный, хотя в то же время очень сложный и точный.

].
Но это неверно. Зачем он им, если каждая пчела и любой муравей с минуты рождения и вплоть до смерти великолепно делают именно то, что они должны делать, и никогда не пытаются делать ничего другого? Они просто не способны ошибаться .
Молодой пчеле не стоґит советовать: «Лепи, милая, ячейку вот так-то». Это столь же бессмысленно, как уговаривать озябшего: «Дрожи, дружок, больше спиной». Без вашего совета каждый, кому холодно, будет дрожать, как все. Вот и пчела будет лепить свой воск точно так, как нужно: иначе она не может его лепить .
Муравей, увидев травяную тлю впервые в жизни, ни у кого не станет спрашивать, чтоґ с ней полагается делать, а сейчас же начнет «доить» ее сладкий сок так, точно он прочитал много лучших книг «по доению тлей». Он не способен не доить тлей. Он не может доить их как-нибудь иначе. Никогда не попытается проделать то же с каким-либо другим насекомым. Все муравьи миллионы лет доят только тлей, и притом совершенно одинаково. Так о чем же им друг с другом сговариваться?
В совершенно ином положении находимся мы, люди.
С тех пор как косматые, обросшие шерстью обезьяноподобные предки наши впервые спустились с вершин деревьев на землю, встали на задние лапы, освободили передние конечности для работы и, собравшись целой ордой, убили совместными усилиями первого крупного зверя, поймав его в яму-ловушку, – с тех древнейших пор человек живет и трудится совместно с другими людьми .
Вырыть западню для клыкастого мамонта, натаскать на берег брёвна и устроить помост для своей свайной деревни, срубить часть леса и распахать землю, выжечь и выдолбить ствол громадного дерева на ладью-однодеревку – все это можно совершить не в одиночку , а только совместно .
Этого мало: какой-нибудь «муравьиный лев», причудливое насекомое наших сосновых лесов, тоже роет в песке ловушки для муравьев, и роет их весьма искусно. Но он делает это инстинктивно, как делал всегда. А ведь предки человека раньше не рыли никаких ловушек, а потом начали их рыть . Никакой прирожденный инстинкт не мог подсказать им, как это надо делать. Нужно было, чтобы один из людей задумал такое нововведение, а другие узнали его мысли , поняли их и научились помогать ему.
Для этого необходимо общаться . Чтобы сегодня охотиться на зверей, завтра собирать запас кореньев, а через две недели отвалить огромную скалу, закрывающую вход в новую пещеру, надо всякий раз по-новому согласовывать и сочетать действия многих людей.
Совместность , или, как говорят точнее ученые, социальность , человеческого труда и является тем важнейшим третьим условием и свойством, которое отличает его от «работы» всех остальных животных. Люди работают не только рядом, но и объединенно. Более опытные поучают начинающих: одни просят поддержки, другие, узнав об этом, приходят им вовремя на помощь. Цели и условия труда меняются; каждый раз приходится действовать по-иному. Возникают стремления, которых совершенно не знают даже записные работяги из мира животных: облегчить труд, ускорить его выполнение, улучшить качество того, что выделывается или сооружается. А все это возможно лишь в том случае, когда каждый работник знает, что хотят сделать и что делают его товарищи.
Общение во время труда, необходимое для человека, и отличает более всего остального его труд от «труда» животных. А для общения необходим язык. Совершенно ясно поэтому, что язык и должен был появиться у человека в связи с его трудом, который, начавшись с самого простого, медленно, но неуклонно усложнялся и как бы вырастал. И у нас есть все основания думать, что язык родился из тех необходимых для работы восклицаний, из тех возгласов и отрывочных звуков, которыми люди с самых ранних пор обменивались, занимаясь своими тяжкими в те времена трудами. Возгласы эти никак нельзя смешивать с «непроизвольными выкриками», о которых шла речь выше. Каждый из нас «ахает» от испуга или стонет от боли и на людях и наедине с собой. Это происходит действительно «непроизвольно». Но никто не закричит в полном одиночестве «эй-эй», никто не шепнет скрипучему дереву «тсс», не крикнет «тпрр» стремительному потоку. Все это восклицания, заранее предполагающие собеседника, слушателя, соучастника в совместном деле, который должен их услышать и на которого они должны так или иначе подействовать. Их испускают только для того, чтобы слышащий сделал что-то, в чем-то изменил свое поведение. Они и дали начало языку.
Подведем итог всему, что сказано.
Среди всех животных мира одно-единственное – человек – в свое время резко перестроило свою жизнь. Обезьяны остались жить на деревьях, а предки наши спустились с ветвей на землю. Они выпрямились, приняли новое, вертикальное положение. Их передние ноги превратились в свободные от грубой работы – ходьбы – руки, в первое орудие труда, способное служить для изготовления других, уже искусственных орудий. Изменилась и грудная клетка человека; иной стала и его гортань; они как бы подготовились к своей будущей особенной работе; они получили возможность постепенно стать не только органами дыхания, но и органами речи.
После того как это произошло, человек смог заняться не тем единственным делом, к которому его предназначила природа (как обезьяны занимаются только сбором всего съедобного), а многими разными делами, любыми, по его желанию и надобности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135