Часть X
Книга концов

Не верь никому, кроме себя самого, и никто другой не предаст тебя


Глава 38
О прошлом епископа

Все эти приятные летние дни Джеральд оставался вполне доволен. Странно было думать, что за эти несколько дней в Личфилде минуло неизвестное ему количество лет. Он снова и снова сравнивал со своим великим предком Доном Мануэлем Пуактесмским – тем самым, о котором Джеральд, в то далекое время, когда он считал себя обычным человеком и интересовался всякой человеческой чепухой, собирался написать роман, – потому что Спаситель Пуактесма, как помнил Джеральд, провел месяц в компании, полностью состоящей из духов зла, у лесного демона Беды в лесу Дун Влехлан, где каждый день стоил ему года жизни.
Джеральд думал о том, насколько более благоразумным и приятным был его нынешний образ жизни, когда он каждый день был окружен домашним уютом и дни для него ничего не значили. Ведь Джеральд был доволен, и, определенно, ничуть не состарился. Он привык к жизни на Миспекском Болоте. Он иногда сомневался в том, что Антан может предложить ему прелести, которые бы ему лично более пришлись по вкусу, и он чувствовал, что будет скучать по простым и целомудренным порядкам бревенчатого оштукатуренного домика Майи, когда – может быть, через неделю, но во всяком случае, не позднее сентября, – вступит под своды королевского дворца с красными колоннами, и будет вечно царствовать в своем королевстве по ту сторону добра и зла.
Ему было по-прежнему интересно беседовать с людьми, которые, направляясь к цели всех богов, проходили мимо Миспекского Болота. Один из этих путешественников оказался строгим, седобородым джентльменом в облачении епископа. При виде его Джеральд пришел в восторг. Ведь перед ним наконец-то стоял тот, кто, наверное, сможет окрестить Теодорика Квентина Масгрэйва.
Тем временем путешественник обратился к Майе с просьбой приютить его. И она, так ненавидевшая гостей, приготовила белое, нежное мясо теленка, замесила тесто из лучшей муки, испекла в печке пироги, достала молоко и масло. Все это она радушно выставила перед мнимым епископом на парадном крыльце. Ведь этот старый джентльмен, как оказалось, знал Прекрасногрудую Майю очень давно, в самом начале ее карьеры, которая была так откровенно богата на мужей, что Джеральд всегда несколько стеснялся задавать вопросы об этом.
– С тобой всегда было трудно поладить, дорогая моя, – сказал пожилой джентльмен, когда они все мирно обедали на крылечке. – Так значит, ты разрушила мои планы и предпочла вознаградить твоего первого мужчину за утрату слишком своенравной красоты и воинственной мудрости твоей предшественницы...
– Возьми-ка еще один пирожок, – отвечала ему Майя, – ведь я сама их приготовила, точно такие же, как ты любил вкушать в роще Мамрё, когда у тебя было что-то с Сарой. Да, я думаю, что девушке – то есть, по-настоящему хорошей девушке – следовало бы поберечь свои ласки для мужа. О, я не намекаю ни на какую из твоих подружек. Это каждая женщина должна сама для себя решать. Я просто хочу сказать, что заводить любовные шашни с богом, когда он еще в силе, это слишком нарочито и может привести только к несчастью...
– Однако!.. – с возмущением сказал Джеральд.
Она потрепала его по плечу.
– Нет, Джеральд, я не тебя имела в виду. Могущество твое безгранично, ты сильно отличаешься от других богов, и никто не знает это лучше меня. Пожалуйста, не начинай дуться, ведь у нас гость! Он считает, что он тоже бог – пояснила Майя, обращаясь к посетителю. – Вот почему это его задело. Он думает, что он – Светловолосый Худу, Притворщик и Хулитель или что-то в этом роде... А что до этой женщины, то Адам был счастлив от нее избавиться.
– Неужели он всегда был такого мнения? – спросил седобородый джентльмен, улыбаясь своим воспоминаниям.
– Ах, мой старый, добрый друг! И тебе и мне хорошо известно, каковы эти тварные существа! Разумеется, он остаток жизни хранил память о ней, долго еще после того, как, фигурально выражаясь, худший кусок достался дьяволу. Она была недурна собой, это все, что можно сказать в ее пользу. Поэтому бедный парень навсегда запомнил ту красоту, которую он когда-то узнал. Он обычно говорил, что она была слишком красива, чтобы принадлежать какому бы то ни было мужчине. И я с ним согласна. Ни у одного мужчины не было ни малейшего шанса, и лучшие специалисты преисподней это подтвердят... И его сыновья, – продолжала Майя, в задумчивости потирая нос, – каким-то образом сохранили эти воспоминания. Ни один из них, ни тогда, ни теперь не находит моих дочерей вполне подходящими для себя. Каждый из них смутно помнит ту женщину, и томно по ней сохнет Совсем другое дело с тварями, которых мои дочери приручили.
– Мне сказали, что она тоже там, – и пожилой джентльмен кивнул в сторону Антана. Затем он продолжил:
– И я подозреваю, что все твои дочери завидуют вечной памяти об этой Лилит, которая всегда будет первой и незабвенной любовью каждого сына Адама, и которая не позволяет большему их количеству, чем ты можешь себе представить, полностью отдать свои сердца твоим дочерям.
– В определенных пределах мы ревнивы, – ответила Майя, гостеприимно наполняя его бокал свежим молоком. – Ни одна женщина не любит быть второй скрипкой, даже в больном мозгу поэта. Однако моим дочерям известно, что большого вреда от этого нет. Ведь у мужчины на уме если не одно, так другое. Кроме того, это позволяет им сходить с ума в одиночку, не заставляя бедных подруг и жен разделять их романтическое безумие, что, конечно же, ни одной нормальной женщине не пришлось бы по вкусу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72