Боюсь! Ой, больно, больно, больно!»Ее муж вскочил на ноги, яростно отшвырнув от себя стул. Шатаясь, он подбежал к двери.– Этого не было! Не было! – кричал он. – Не было! Ты – моя жена.– Он закрыл мне ладонью рот. Он сказал: «Мы же не хотим разбудить Бобби, правда, лапонька? Папа любит тебя больше всех. Позволь папочке доказать тебе это, Джилли. Впусти в себя папочку. Как мама. Как настоящая мамочка». Мне было больно. Больно! Больно! Я возненавидела его.– Нет! – еще раз выкрикнул Джонас и распахнул дверь. Она с грохотом ударилась о стену. Джонас бросился прочь.Только теперь из глаз Джиллиан полились слезы.– Я была пустой оболочкой, никем. Не все ли равно, что он делает со мной? Я стала такой, какой он хотел меня видеть. Он или кто другой – все равно. Вот как я жила. Вот как я жила, Джонас!– Угождая всем? – спросил доктор.– Людям нравится глядеться в зеркало. Он превратил меня в зеркало. Вот что он со мной сделал. Господи, я его ненавидела! Ненавидела! – Спрятав лицо в ладони, она зарыдала, не в силах совладать со скорбью, подавить рыдания, накапливавшиеся долгих одиннадцать лет. Все сидели неподвижно, прислушиваясь к ее всхлипываниям. Прошло несколько мучительных минут. Джиллиан подняла искаженное лицо и встретила взгляд сестры. – Не позволяй ему убивать тебя, Бобби! Не позволяй ему. Бога ради, скажи им всю правду!Ответа не было. Глухое молчание. Мучительные рыдания Джиллиан. Роберта не шевелилась. Она казалось глухой.– Я не могу больше выносить это, Томми, – прошептала леди Хелен. – Она прошла через все это – и напрасно.Линли все еще смотрел сквозь стекло в соседнюю комнату. В висках у него стучала кровь, рот наполнился горечью, глаза словно огнем жгло. Попадись ему Уильям Тейс – попадись он живым ему в руки, – он бы его на куски разорвал. За всю жизнь Линли не испытывал подобной ярости, подобного отвращения. Пытка, которой подверглась Джиллиан, терзала и его самого, страдание передалось ему, словно болезнь.Рыдания стихли. Женщина поднялась на ноги. Неровной походкой направилась к двери. Коснулась ручки, повернула ее, потянула на себя. Ее приезд оказался бесполезным. Все кончено.– Он заставлял тебя маршировать голой, Джилли? – спросила Роберта. 16 Медленно, словно двигаясь под водой, Джиллиан повернулась на хриплый звук голоса сестры.– Расскажи мне, – прошептала она, возвращаясь на свое место и придвигая стул поближе к Роберте.Глаза Роберты, еле различимые среди складок жира, смотрели в лицо Джиллиан, но взгляд казался отсутствующим. Губы судорожно двигались, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.– Музыка. Громкая. Он снимал с меня одежду, – Тут голос девушки изменился. Сладостный, медоточивый, вкрадчивый и отчетливо, до ужаса, мужской. «Детка, детка. Пора шагать, детка. Пора шагать для папы, детка». И тогда он… в его руке… «Смотри, что папа делает, когда ты маршируешь для него, сладкая детка».– Я оставила тебе ключ, Бобби, – с трудом произнесла Джиллиан. – Той ночью он уснул в моей постели, а я пошла в его комнату и взяла ключ. Что случилось с этим ключом? Я оставила его тебе.Роберта вздрогнула. В ней оживали давно подавленные страхи детства.– Я не… я не знала. Я заперла дверь. Но ты не сказала, зачем это надо. Ты не сказала, что надо спрятать ключ.– Боже! – горестно вздохнула Джиллиан. – Значит, ты заперла дверь на ночь, а днем оставила ключ в замочной скважине? Так было, Бобби?Роберта прикрыла рукой, как щитом, свое влажное лицо. Не убирая руки, она кивнула. Все ее тело всколыхнулось немым рыданием.– Я не знала.– Он нашел ключ и забрал его.– Он положил его к себе в шкаф. К остальным ключам. Оттуда я не могла его взять. «Не надо ключей, сладкая крошка. Сладкая крошка, маршируй для папочки».– Когда ты маршировала?– Днем, ночью. «Пойди сюда, сладкая крошка. Папочка поможет тебе шагать».– Как?Роберта уронила руку. Все лицо ее мелко дрожало. Пальцы безжалостно теребили, мяли нижнюю губу.– Бобби, скажи как, – настаивала Джиллиан. – Скажи мне, что он делал.– Я люблю папочку. Я люблю папочку.– Не повторяй это. – Протянув руку, Джиллиан легонько встряхнула сестру. – Скажи мне, что он делал с тобой.– Люблю. Люблю папочку.– Не повторяй! Он был плохим! Роберта вздрогнула, как от удара.– Нет, это я плохая!– Почему?– Я вынудила его… он не мог… он молился и молился, но не мог сдержаться, а тебя не было. «Джилли знала, что мне нужно. Джилли знала, как это делать для меня. От тебя никакого проку, крошка. Маршируй для папы. Шагай по папочке».– Шагай по папочке? – Джиллиан задохнулась.– Вверх и вниз, на одном месте. Вверх и вниз. «Так-то лучше, сладкая крошка. Папочка растет между твоими ножками».– Бобби! Бобби! – Джиллиан, не выдержав, отвернулась. – Сколько тебе было лет?– Восемь. «М-м-м, папочке нравится чувствовать это всем телом. Всем телом. Всем телом».– Ты никому не говорила? Неужели никому?– Мисс Фицалан. Я сказала ей. Она не… она не поняла.– Она ничего не сделала? Не помогла?– Она ничего не поняла. Я сказала – «усишки». Его колючие щеки, когда он терся об меня. Она не поняла. «Ты донесла, малютка? Ты пыталась донести на папочку?»– Господи, она все рассказала ему?!– «Джилли никому не говорила. Джилли не стала бы доносить на папочку. Очень нехорошо, моя крошка. Папочке придется тебя наказать».– Как?Роберта не ответила. Она вновь начала раскачиваться, спеша укрыться в своем убежище.– Тебе было всего восемь лет! – Джиллиан снова заплакала. – Бобби, прости меня. Я не знала. Я думала, он не станет. Ты не похожа на меня. Ты не похожа на маму.– Он сделал Бобби больно в плохом месте. Не как Джилли. Не как Джилли.– Не как Джилли?– «Повернись, крошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105