Даже в проекте Платформы ЦК…»
— И какого года эта газета? — спросил Александр.
— Май девяностого! — отрапортовала я.
— Вот почему ты хочешь понять, отчего не разбогатела, хотя голосовала за перестройку! — догадался Александр. — Вот откуда такая твоя дотошность!
— Ага! — согласилась я. — Как и большинство бывшего советского народа, желаю найти причины своих неудач, неумелости, безденежья. Вот ведь не осилила выбиться в богатеи, хотя та же газетка, в том же девяностом, предупреждала: «Вряд ли перестройка в ее нынешнем варианте вознесет большинство на вершину материального благополучия, а не принесет обнищания рабочим, инженерам, всем людям труда». Не прислушалась! И не я одна…
— Ну а если бы и прислушалась? Какой толк! — отозвался невозмутимый Александр. — Теперь конкретно о том, за что и как зацепился наш Владимир Алексеевич, чтобы не упустить свой шанс и рвануть со старта. Наша нелюбимая и любимая Советская власть еще в Советском Союзе, оказывается, очень берегла людей, которые занимаются индивидуальной трудовой деятельностью. А особенно после восемьдесят седьмого года — кооператоров. Налоги на кооператоров составляли в сего два процента с прибыли! Владимир Алексеевич говорит: «Государство поощряло нас, мы зарабатывали бешеные деньги, мы развивали производств. В течение какого-то времени, с восьмидесятого по восемьдесят шестой год, я заработал совершенно легальным путем, платил все время налоги, — а налоги были большие, — бюджет маленького района. Полмиллиона рублей. Причем не стеснялся этого, все знали, что у меня такие деньги. Когда появилось кооперативное движение и все думали — открывать кооперативы или не открывать, и вообще, что это такое, я был уже тренированный человек. Я уже готов был действовать и рисковать, мгновенно открыл кооператив „Пчелка“.а потом пошло, пошло…» Так что он неправду говорит, что не гений. Конечно, гений. А вот я и ты — не гении, нет.
Однако Александр Толмачев, на мой взгляд, сильно прибедняется. Он ведь не просто говорит со мной, а заодно то и дело отвечает на звонки, и то, что должен был выслушивать В.А. Брынцалов, выслушивает он. И на моих глазах разматывает клубок прохиндейства:
— Александр Калистратович или Калистратов? Вы просто послали нам письмо? Так… В чем суть письма? Вы можете мне кратко сказать? Так… Какой неправительственный фонд международный? Как он называется, не понял? «Вечная память солдатам»? И вы — председатель этого фонда? Ага, этого фонда? Так. Подождите, помощь какого рода от нас хотите иметь? Лекарства или лучше деньги?.. Нет, я понимаю, что вы «спасибо» скажете. Значит, мы присылаем вам лекарства. И на что они пойдут? Так, я понял, что по назначению врача. А кому пойдут-то? Нет, подождите. А при чем тут тогда фонд памяти павшим солдатам, или как там — «Вечная память солдатам»? Да я не возражаю против вашей программы, просто хотелось бы уточнить. Значит, мы присылаем вам лекарства, вы их по назначению врача распределяете среди неимущих. Хоть ваш фонд «Вечная память солдатам»… Так… Ну, я понял, что раненые, участники войны. И сколько у вас человек? Пять тысяч?! Ну, насколько мне известно, в Пицунде всего-то тысяч десять населения. Так, значит, что нам нужно сделать? Отправить лекарства? Нет, нам же договор с вами нужно будет заключить. А как же! Мы берем на себя обязанность отправить лекарства, а вы? Никакой? Так. А, поставка эвкалипта нам сюда? То есть как бы мы вам — лекарства общего назначения для ветеранов и инвалидов войны, а вы нам — эвкалипт? Хорошо. Ах, вместо лекарств лучше бы денег? А денег в среднем сколько на человека нужно? То есть вам не надо на сколько-то человек распределять эти деньги, вам нужно общую сумму и непосредственно вам? Хорошее предложение… Так вам для работы нужны деньги? И сколько? Вы посчитали? Да не стесняйтесь… Шесть-восемь тысяч долларов? И как часто нужно вам такую сумму давать? Так… То есть нужно перебросить деньги в Абхазию? То ест деньги в Абхазию вообще не пойдут? Лучше в Москве получите? Хорошее предложение… А у вас родственники здесь, в Москве? Понял, знакомые здесь в Москве, им деньги передать нужно. Так… То есть не на счет фонда «Вечная память», а на ваш личный счет где-то здесь, в Москве, так? Хорошее предложение…
Я, конечно, как и большинство трудящихся, свыклась с тем, что мы живем, а точнее, пробуем выжить как бы в общем сумасшедшем доме, но звонки в «Ферейн», льющиеся потоком, — это все-таки особая статья. Тут без юмора свихнуться можно запросто.
— Слушаю вас, — отзывается Александр на очередной звонок. — Предлагаете в качестве рекламы «Ферейна» использовать притчи о Христе? Оригинально! Десять притчей от Христа? Как? Пятнадцать предлагаете? Так… Аж тридцать две хотели бы? И почем каждая притча? Ну вот одна, хотя бы одна? То есть сорок восемь тысяч долларов одна притча стоит, да? Вы знаете, интересное предложение, но я должен обсудить его с шефом, потому что… То есть потянет ли он на одну притчу или захочет сразу все тридцать две. То есть «Ферейн», притча, Христос, Брынцалов — сорок восемь тысяч долларов. Хорошо, это надо посчитать. Хорошо? Но вы как режиссер… Хорошо, вы напрямую? Понятно. Без посредников, чтобы подешевле? Нормально… Удачи, пока, счастливо.
Занимательно, да? Но меня лично вогнал в изумление следующий звонок. И то сказать — звонили от писателя Эдуарда Лимонова, чья скандально-романтическая слава гуляет по миру… И который, кстати, в своем знаменитом романе «История его слуги» так вот выразительно-беспощадно описывает взаимоотношения эмигранта Эдички и хозяина, американского богача:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115