— Менты это подметили?— Подметили, но, по-моему, особо мучиться на эту тему не собираются. Вообще, им очень хотелось с этим делом покончить, так, чтоб выдать все за самоубийство…— А разве это не было самоубийством? — с плохо скрываемым волнением спросила Ирина.— То ли было, то ли нет… — хмыкнул Муравьев. — С одной стороны — не подкопаешься: номер заперт изнутри, санузел тоже. Окно тоже заперто на шпингалеты — и обе рамы, и даже , обе форточки. То есть получается, что товарищ Гнатюк помер в гордом одиночестве.— Но ты все-таки сомневаешься? — Колосова посмотрела Ивану в глаза.— Я? — произнес он. — Я не сомневаюсь. Я просто уверен, что его замочили.— И кто же? Бесплотный дух, который под двери просочился?— Нет, вполне обычные люди. Скорее всего двое или трое мужиков… или одна баба.— С чего ты взял?— Прежде всего с того, что этот самый Петро Тарасович уж очень нехилый мужик. Килограммов девяносто в живом весе был. Чтоб такого скрутить, надо минимум два жлоба. Впрочем, возможно, если он пьяный был, то и одной бабой обошлись. Опоила чем-нибудь, зазвала ванну принять совместно — и бритвой по горлу. Но пузыря, вообще-то, ни пустого, ни початого, в номере не нашли. Конечно, если не совсем дура, могла и унести куда-нибудь отсюда. Ну, менты экспертизу, наверно, все-таки сделают и выяснят, пил он что-нибудь или нет.— Но мне так и непонятно, почему двери были закрыты?— Идем, покажу! — улыбнулся Иван. Они подошли к санузлу, Муравьев открыл дверь и посмотрел на задвижку.— Точно такая же! — с удовлетворением констатировал он. — И так же свободно ходит.Иван Сергеевич вынул из кармана кусок стальной проволоки с петелькой на конце, надел петельку на рукоятку задвижки, притворил дверь, немного прижав ее к филенкам, а затем сильно потянул за конец проволоки. Щелк! — задвижка закрылась.— Ну, а после этого можно выдернуть проволоку — и полное ощущение, будто дверь за собой покойник закрывал… — с грустной улыбкой произнес экс-старшина. — Но я этого делать не буду, потому что тебе, наверно, еще понадобится сюда заходить.Муравьев вновь прижал дверь и на сей раз немного толкнул проволоку вперед. Щелк! — задвижка отошла назад, и дверь открылась.— Но ведь еще и дверь номера была изнутри закрыта! — напомнила Ирина. Притом на ключ. А его такой проволочкой не повернешь…— В принципе если в ушко ключа аккуратно всунуть карандаш, а за нижний конец карандаша все ту же проволочку привязать, то можно! — возразил Иван. Конечно, при этом карандаш внутри номера остается, но можно и с этим делом справиться, если на пол под дверью газетку подстелить и осторожненько сронить на нее карандаш. Потом вытянешь газетку с карандашом и иди гуляй… Но, конечно, это слишком приметно. В коридоре люди ходят, могли бы запомнить, что кто-то у двери возился. Здесь все сделали проще…— Интересно, как? — Ирина уже почти готова была поверить в то, о чем с ленцой в голосе рассказывал Муравьев.— Вот смотри, напротив двери санузла — стенной шкаф-гардероб. В соседнем номере, 613-м, точно такой же…— И у них общая ниша?! — догадалась Колосова.— Так точно. Шкафы отделены друг от друга переборкой из фанерованной ДСП. Но переборка эта состоит из трех плит. Самая большая вот тут, — Иван показал на среднюю секций шкафа, где на плечике висела Иринина куртка — Но ее, наверно, тяжело снимать было. Самая маленькая плита — наверху, куда головные уборы кладут. Там узковато, даже мальчишка не пролезет. А вот внизу, где обувь, самое оно. Здесь, у тебя, она крепко приколочена, а там, в 511-м, только надави — и ляжет… Это я, правда, чуть попозже выяснил. Вот эти реечки треугольного сечения, типа плинтуса, у тебя и в 613-м зажимают ДСП с двух сторон. А в 513-м они с той стороны отодраны. Стало быть, надо искать того товарища, который в 513-м проживал.— Да-а… — протянула Ирина. — А оперы этого не заметили?— Я думаю, постараются не заметить, Ира.Колосова на несколько минут задумалась, а потом сказала:— Допустим, ты мне доказал, что некто мог оставить обе двери закрытыми, а сам вылез через шкаф и потом спокойно ушел через 513-й номер. Но это еще не доказывает, что этого самого Гнатюка зарезали.— Понимаешь, Ира, — покачал головой Муравьев, — если б я самого главного не разглядел, то не стал бы вычислять, как можно было уйти, оставив двери закрытыми изнутри.— Ну, и что ж ты разглядел?— Во-первых, то подозрительно, что этот блатняга себе горло располосовал. Обычно вены на руках режут, а у него сонная артерия перерезана. Во-вторых, в ванне, рядом с трупом, лежала открытая клинковая бритва. Вроде бы все понятно, зарезался и уронил в воду. Но на полочке под зеркалом или над умывальником как хошь считай! — стоял стаканчик с безопасной бритвой. «Жиллет-плюс», по-моему. Очень редко бывает, чтоб мужик и той, и другой брился. Ну, и самое главное — рана идет не под тем углом…— Как это?— Нехорошо, говорят, на себе показывать, но все же покажу, так и быть, Иван взял в правую руку Иринину расческу, лежавшую на столе, и приложил к горлу с левой стороны. — Представь себе, что это бритва, и я сижу в ванне, вытянув ноги. Короче, собираюсь зарезаться. Видишь? Чтоб быстро и сильно самому себя резануть, надо вести бритву сверху вниз и наискось, слева направо. То есть левый конец раны должен быть намного выше правого. А на самом деле почему-то правый край выше. Так могло получиться, ежели его сзади за под бородок захватили, а потом сзади по горлу дернули. Уловила?— Да, кажется… — вздохнула Колосова.— И еще одно, — добавил Муравьев. — Там, в санузле, пол очень чистый. Хотя, по идее, Гнатюк этот самый лежал, опираясь спиной на ванну, а головой на стену. На краю ванны кровь есть, а на полу — ни капельки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158