— Опыт удался? Вы открыли убийцу? — спрашивает Пумс.
— Ты рекомендовала мне искать наименее подозрительную особу, точно? Ты права, это может оказаться хорошим методом. Давай задумаемся: кто до сих пор не возбудил никаких подозрений, кто кажется совершенно непричастным к этому делу и все-таки с самого начала имеет к нему отношение, нужно только догадаться. Подумай: есть кто-нибудь, кто отвечает всем этим условиям?
— Я! — говорит Пумс. — Никто меня не подозревает, а я кручусь здесь все это время.
— Кстати, и причина у тебя была: ты не хотела, чтобы я узнал о твоем криминальном прошлом, боялась, что не приму тебя на службу. Нина обещала промолчать об этом. Но ты встретила Нусьо, пришла вчера сюда на разведку, хотела сориентироваться на местности, может быть, увидеть, как выглядит твой будущий шеф, прежде чем окажешься с ним лицом к лицу. Возможно, ты даже хотела посетить канцелярию, ключ от которой дала тебе Нина. На террасе бара ты увидела Нусьо. Нусьо знал обо всем, мог тебя выдать. Ты заманила его в канцелярию, застрелила, а потом застрелила и черную, которая кое-что подсмотрела. Логично?
— Если вы будете говорить так еще минуты две, вы меня убедите, — говорит Пумс, — я уже и сейчас не уверена в том, что все не происходило именно так.
— Зато я уверен, что все это было не так, — вздыхаю я. — Собственно, все уже ясно, за исключением одной-единственной вещи.
— А что именно не совпадает? — спрашивает Пумс.
— Лестница не совпадает. Кельнерша сказала, что черная говорила по телефону, что у нее украли лестницу. А между тем у нее украли совсем не лестницу. Не знаю, почему она говорила о лестнице. Эта лестница с самого начала сбила меня с толку.
— Так выходит, что «Черная лестница» здесь ни при чем? — спрашивает Пумс.
— Совершенно ни при чем.
— Получается, что господин Шмидт ни в чем не виновен? Это хорошо, он очень симпатичный.
— Невинный, как дитя, — говорю я. — Но я, впрочем, в действительности никогда и не верил в его вину. Я нес всякую околесицу, чтобы выиграть время,
— Вы прекрасно это проделали, — уверяет меня Пумс. — У меня просто мурашки по спине бегали, когда вы вот так, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, доказывали ему, что он убийца.
— Что ты сказала? — вскрикиваю я, срываясь с кресла.
— Что был такой момент, когда я уже поверила, что это господин Шмидт убил, — говорит Пумс. — А что с вами случилось?
Я вынимаю из кармана лупу и фотографию, исследую фотографию еще раз. Буковки очень маленькие, но прочитать их можно.
18
Я поднимаю трубку телефона, набираю номер. Глухо отзывается: «Алло».
— Густав, — говорю я. — Ладно, не прерывай. Сначала послушай, что я тебе хочу рассказать, потом будешь говорить свое. Знаешь, какое алиби самое надежное? Я уже знаю: никаких искусственных комбинаций или подстроенных пьянок, никаких фальшивых свидетелей, никакого искусного хронометража — ничего из этих вещей. Хорошее алиби — это выглядеть добропорядочно. «Порядочные люди не имеют алиби», — сказал сегодня Опольский. Не имеют, потому что не нуждаются в нем. Порядочный человек может спокойно совершить убийство, потому что никто не станет подозревать его в этом. Нужно быть таким гением, как я, чтобы в подобных условиях открыть правду. Не прерывай, дай мне договорить. Я бы давно напал на след, если бы не лестница. Одна кельнерша слышала, как Клара Виксель говорила по телефону, что у нее украли лестницу. Я не сопоставил эту лестницу ни с чем разумным до тех пор, пока меня не осенило, что кельнерша могла исказить слова Клары. Клара говорила вовсе не о лестнице. Она говорила о ступенях. Лестница и ступени для кельнерши — это одно и то же. Но, фактически, между ними огромная разница. Клара Виксель писала детективные новеллы, некоторые из них послала в свое время в Издательство детективной литературы, оставив их копии на хранение в сейфе моего отца. Спустя год или два после этого в газете появилось сообщение, что Клара погибла в железнодорожной катастрофе, поэтому мой отец, вынимая из сейфа бумаги, среди которых был и депозит Клары, сказал секретарше, что уже никто не обратится за ним, и разрешил, чтобы это бесценное произведение служило подушкой на кресле около пишущей машинки. Оригинал лежал в Издательстве, Франк оставил его тебе в наследство, когда сменил место работы. Франк не читал рукопись, но ее прочитал ты, посчитал одну из новеллок хорошей основой для повести. Ну и воспользовался ею, разумеется, публикуя повесть под собственной фамилией. Это было началом «Синей Библиотеки», в которой, возможно, позднее использовался и ряд других идей Клары в следующих твоих повестях. Клара писала плохо, но замыслы имела отличные, в то время, как ты — наоборот: писал довольно профессионально, но не умел изобрести интригу, поэтому твое содружество с покойницей было выгодным делом. Только покойница не была покойницей, информация в газете была ошибочной. В этом году Клара поехала в Монфлер, и там случайно ей в руки попали «Ступени на гильотину» — сегодня уже признанные классическим образцом криминальной литературы, гордостью творческой деятельности Издательства. Клара сразу сообразила, что это плагиат, приехала сюда и позвонила мне, чтобы получить доказательства того, что она является настоящим автором «Ступеней». Это было вчера вечером, около половины девятого. В квартире были мы вдвоем. Ты читал план своей новой повести, я сидел в кресле и… спал. Я уснул так крепко под воздействием твоего чтения, что меня не разбудил даже звонок телефона, который, к слову, еле слышен. Ты поднял трубку и одновременно заметил, что я сплю. Допускаю, что сначала ты просто шутки ради выдал себя за меня, может быть, думал, что звонит какая-нибудь бабенка, на тему которой ты сможешь разыгрывать меня потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52