Стэмфорд поднял брови и шумно вздохнул.— Я буду откровенен, Ватсон. Не знаю, возможно ли то, о чем вы просите. По правде говоря, — продолжал он, встав из-за стола и подойдя ко мне, — медицина вообще располагает весьма скудными сведениями о такого рода пристрастиях. И все же если вы продолжали почитывать медицинскую литературу, то должны были заметить, что не далек тот день, когда такие наркотики, как кокаин и опиум, будут запрещены к употреблению без рецепта.— Не думаю, что это мне сможет чем-то помочь, — с горечью воскликнул я. — К тому времени мой пациент просто умрет. От одной этой мысли у меня дрогнул голос, и это не осталось незамеченным. Мне следовало держать себя в руках.Стэмфорд внимательно смотрел на меня некоторое время, и я сделал все, чтобы выдержать его взгляд. Он вернулся на свое место.— Даже и не знаю, что сказать вам, Ватсон. Вот если бы вы смогли убедить вашего... вашего пациента, что он должен полностью поступить под ваше наблюдение...— Исключено, — перебил я, постаравшись сделать непринужденный жест рукой, держащей сигару.— Ну тогда... — он беспомощно развел руками. — Впрочем, погодите, погодите. — Он снова поднялся с кресла. — У меня, кажется, есть нечто, что могло бы вам пригодиться. Куда же я это положил?Он принялся рыскать по комнате, беспорядочно роясь в бумагах и вздымая клубы пыли. С горечью я вспомнил о таком же беспорядке, царившем в бумагах Холмса на Бейкер-стрит, где розыск материалов по старым делам или наведение справок заканчивалось тем, что мы оба, чихая и кашляя, выбирались на улицу переждать час-другой, пока осядет пыль.— Нашел! — воскликнул Стэмфорд, радостно отдуваясь, распрямился у шкафа, стоявшего на полу у окна, и протянул мне номер журнала «Ланцет».— Десятое марта, — пропыхтел он. — Читали?Я сказал, что не читал, слишком был занят приемом больных, однако, видимо, у меня есть этот номер дома.— Все равно возьмите, а то вдруг ваш потерялся, — настаивал Стэмфорд, буквально вложив журнал мне в руки. — Там есть статейка одного малого — кажется, он живет в Вене, — у меня не было времени прочесть все, но, во всяком случае, мне помнится, он лечит от наркомании. Не помню его имени, вы посмотрите сами, и, может быть, что-нибудь из того, что он пишет, вам пригодится. Прошу меня простить, старина, но, боюсь, это все, что я могу для вас сделать.Я сердечно поблагодарил Стэмфорда, и мы распрощались, пообещав отобедать как-нибудь вместе, познакомить друг друга с женами и так далее и тому подобное. Ни один из нас не имел ни малейшего намерения выполнить то, что мы наговорили, и вскоре я уже пулей мчатся на вокзал Ватерлоо. У меня было не больше надежд, чем у Стэмфорда, что крохотная статейка в «Ланцете» сможет спасти моего друга и вытащить его из пропасти. Еще меньше я думал о том, что во второй раз за десять лет Стэмфорд — дорогой, бесценный Стэмфорд! — ответил на молитвы — мои и Холмса. Решение принято — Джон, дорогой, что случилось?Это были первые слова, произнесенные женой, когда я подал ей руку, помогая выйти из вагона. Между нами всегда существовала тесная духовная связь, впервые проявившая себя в ночь нашего знакомства три года тому назад Между исследователями долгое время кипели споры относительно женитьбы (или женитьб) Ватсона. Не вдаваясь в обсуждение вопроса, сколько раз он был женат и на ком, мы можем заключить, что данный абзац, а также следующий за ним не оставляют никакого сомнения в том, что женщина, о которой он говорит, была Мэри Морстан — клиентка Холмса в расследовании, получившем название «Знак четырех». Это единственная женщина, о которой сам Ватсон со всей определенностью отзывался как о своей жене.

, когда волею судьбы мы оказались в самом центре запутанного узла людских судеб и событий, в котором были и беглые каторжники, и дикари с Андаманских островов, и опустившиеся армейские офицеры в отставке, и восстание сипаев в Индии, и легендарные сокровища Агры. Мы стояли рядом той темной, ужасной ночью на первом этаже особняка Пондишери Лодж, а Шерлок Холмс и экономка отправились наверх вместе с Тадеушем Шолто и обнаружили там тело его несчастного брата Бартоломью.Во время того ужасного происшествия мы, ни слова не говоря и еще совершенно не зная друг друга, крепко взялись за руки. Как испуганные дети, старались утешить и успокоить один другого, настолько быстро возникла между нами приязнь.Это непостижимое подсознательное взаимопонимание снова дало себя знать, едва жена ступила на перрон тем апрельским вечером и беспокойно заглянула мне в глаза.— Так что же случилось? — повторила она.— Ничего особенного. Пойдем, я все расскажу дома. Это твой багаж?На некоторое время я отвлек ее внимание, пока мы протискивались через вокзальную толпу, лавируя между чемоданами, саквояжами, зазывающими клиентов носильщиками и родителями с детьми, пытающимися уследить за своими вопящими отпрысками. С грехом пополам мы выбрались из этой сумятицы, нашли кэб, расплатились с носильщиком (но лишь после того, как багаж был уложен и стянут ремнями), разместились на сиденье и оставили позади картину вечного хаоса, которую являл собой вокзал Ватерлоо.В пути жена попыталась возобновить расспросы, но я избегал отвечать, переводил разговор на пустяки, напускал на себя беззаботный вид или отшучивался. Я спросил ее, как ей понравилось в гостях у бывшей хозяйки, миссис Форрестер, в чьем доме она служила гувернанткой, когда мне посчастливилось с ней познакомиться.Поначалу жену озадачило мое упорство, но, увидев, что ей никак не удастся его перебороть, она уступила и живо, в подробностях, рассказала о том, как гостила в загородном доме семьи Форрестер в Гастингсе, а также о детях — своих бывших подопечных, которые теперь подросли и вполне могли обходиться без гувернантки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63