Домой торопился. — Тут Иван взглянул в окно: — Во! Глядика-ка! — вдруг произнёс он. — Девчонок в интернат ведут.
Афанасий уставился в окно, увидел шествие. Кое-как поднялся, вышел из-за стола и поплёлся на улицу. Идёт, пошатываясь из стороны в сторону. Ноги заплетаются. Но всё-таки настиг шествие у самого интерната. Обратился к Завадскому:
— Я хочу забрать девчонок к себе. Они будут жить у меня.
Завадский изменился в лице, но промолчал. Дементьев спустился на ступеньку, закрыл собой Завадского.
— Афанасий, не шуми. Выпил так веди себя прилично. А то быстро усмирим.
— А я сказал, девчонки будут жить у меня!
— Где у тебя они будут жить? В твоей избушке на курьих ножках? Тесно у тебя. Да и вообще нельзя.
— Почему это — вообще нельзя? Я что, прокажённый?
— Нельзя да и все. — Дементьев повернулся к учительнице: — Устраивайте девочек, Антонина Трофимовна.
Афанасий упрямо, как бык, нацелился сначала на учительницу, потом на сестёр. Заплаканные девочки, посмотрев на него, решительно скрылись за дверью. Следом за ними пошла Антонина Трофимовна и ребятишки с портфелями и чемоданом.
— Ты мне ответь, Иван Васильевич, — почему нельзя? — Афанасий уставился теперь на Дементьева.
— А кто ты им? Родственник? — спросил Дементьев.
— Родственник, — с вызовом ответил Афанасий.
— И по какой линии? — улыбнулся Дементьев.
— По той самой! — Афанасия вывела из себя начальственная снисходительная улыбка, и он закричал: — Что ты лезешь в душу? Чего пристал? Родственник — не родственник? Буду родственник! Я удочерю их!
— Вот даже как! — удивился Дементьев. — А ты Галину Максимовну спросил? Она согласна?
— Спросил, — ответил Афанасий. Он резко переменил агрессивный тон на дружелюбно-ироничный: — Согласна.
— Врёт, — сказал Завадский. — В наглую врёт.
— Ежу ясно, что врёт, — сказал Дементьев. — Иди домой, Афанасий, проспись.
— Нет, ты мне скажи, Иван Васильевич, — домогался Афанасий. — Почему мне, по-соседски, по-дружески нельзя приютить осиротевших детишек, если моя душа просит этого? Ведь я же хочу, чтоб им было лучше… Чтоб жили по-домашнему… Правильно?
— Правильно, — кивнул Дементьев. — Я ценю твой благородный порыв. И хвалю за это. Но у тебя им лучше не будет. Во-первых, тесно. Я уже сказал об этом. И кроме того… — Дементьев окинул взглядом Афанасия. — К тебе часто будет ходить участковый. Девочки могут спросить, зачем он ходит. Не станешь же объяснять им, что под надзором милиции. Объяснишь одно — это породит новые вопросы: почему под надзором? почему сидел? где сидел? И так далее. Лагерные рассказы — развлечение не для детей. В общем, сам понимать должен. И давай закончим этот разговор.
— А-а-а!.. Разговаривать не хошь. Упрятали, осудили невиновного. А теперь и разговаривать не хошь?
— Не надо! — Дементьев выставил вперёд ладонь. — Тебя судили народным судом.
— Да. Судили, — вздохнул Афанасий. — Но ты ведь знаешь меня, Иван Васильич, не первый год. Знаешь, что я чужого не возьму. Пусть сгниёт у меня под ногами, но никогда чужого не возьму. А то, что нашли у меня точно такие же сети, какие украли со склада, так я объяснял всем тыщу раз: привёз из города. А следователь, этот осел вислоухий, одно твердит: упёр со склада. И ещё поджёг склад, чтоб замести следы. Да не поджигал я ничего.
— Не ты воровал. Не ты поджигал. А четыре года за что получил?
— Да, — тряхнул головой Афанасий. Добавил тихо и деловито: — Я сидел. Но зря. Потому что следователь заставил подписать фальшивый протокол.
— Как это — заставил? — усмехнулся Дементьев, оглядываясь по сторонам. — Ты что? — Иван Васильевич постучал себя по голове. — Совсем ума лишился. Чокнулся что ли?
— А вот когда тебя, Иван Васильевич, посадят ни за что ни про что… Да следователь начнёт лупсовать по башке футбольным мячом, набитым тряпками, да бить головой о сейф, и ты чёкнешься.
— Но-но!.. Ври да не завирайся.
Дементьев опять огляделся по сторонам, явно не желая, чтобы были свидетели этого разговора. Обратился к Афанасию:
— Злобу водкой не заглушишь. Выпил и плетёшь не весть что. Иди домой.
Афанасий уставился на Дементьева, будто хотел возразить:
— Да, — произнёс он, наконец, и уронил голову на грудь. — Счас я выпивший. Но не из-за этого. А потому что у меня горе. Друг утонул. Погиб… Он мне был не просто сосед, а друг.
— Ладно, Афанасий. Иди.
— Давай девчонок сюда, и я пойду вместе с ними домой.
— Девочек вы не получите, — твёрдо сказал Завадский, выйдя вперёд. — Вопрос исчерпан.
— Ишь ты!.. Ишь ты! — осклабился Афанасий. — Ну, ладно. Историк хренов. С тобой у меня разговор особый.
— Не о чём мне с вами разговаривать.
— Э не-ет! Шалишь! — Афанасий погрозил пальцем. — Есть! Есть о чём побалакать. Есть! Поговорим… когда-нибудь. — Я ведь знаю, как ты смотришь на Галину. Рад, небось, что она овдовела… А? Че вытаращил зенки-то?.. Девчонок-то чего забрал в интернат? На вороных хочешь подъехать? Да?..
Завадский побледнел. Двинулся на Афанасия.
— Повтори что сказал.
— Ох! Ох! — усмехнулся Афанасий. — Глядите-ка на него! Наступает. Испугать хочет.
— Повтори, сволочь, что сказал!
— Да не пуга-ай! Не пуга-ай! Не боюсь я тебя. Сам сволочь! Тебе не о бабах надо думать. Место на кладбище…
Афанасий не договорил. Завадский резким ударом сбил его с ног. Афанасий кувыркнулся в сугроб. Кое-как поднялся. Потряс головой.
— Ладно. Поговорим в другой раз.
— Поговорим, — ответил Завадский.
Дементьев испуганно озирался по сторонам. К счастью поблизости никого не было.
Афанасий повернулся и, слегка пошатываясь, пошёл по улице прочь от интерната.
8
На следующий день на берегу реки тарахтел трелёвочный трактор, вытягивая из воды с помощью длинного троса затонувший «газик».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59