Пришли доярки с мужьями, бригадир Бархатов с женой, из колхозного начальства — Олейников и Шитиков с жёнами, из посторонних — председатель профкома леспромхоза Дементьев с женой и учительница Антонина Трофимовна с мужем, а также ближайшие соседи. Но и, разумеется, был приглашён человек, без которого не обходится ни один сабантуй в посёлке — лихой баянист Жора.
Все собрались, но за стол не садились.
— Кого ждём? — спросила Анфиса.
— Соседку, — ответила Людмила Васильевна. — Марфу Николаевну.
— Вот так всегда… Кто ближе всех живёт, дольше всех собирается. А именинница где?
— Пошла вместе с Нинкой за ней. И чего она так долго копается?
В большой комнате были сдвинуты несколько стволов. Накрывать столы помогали Маргарита и Людмила Васильевна.
Наконец заявилась соседка в сопровождении девочек. Старуха подошла к Галине Максимовне.
— Афанасий куда-то запропастился.
— Придёт. Куда он денется. — Галина Максимовна нахмурилась. — Садитесь за стол. Все уже собрались. Вас ждём.
Галина Максимовна пригласила гостей к столу. Шумно уселись. Мужики стали откупоривать бутылки и наливать вино в бокалы. Нинка с Любкой налили сладкого морсу из брусники. Единогласно выбрали тамадой Дементьева. Дементьев стоя произнёс первый тост.
— Ну вот, — сказал он, поднимая свой бокал. — Пришёл праздник и в этот дом. Как говорится, слава Богу.
Все разом оживились, повторяя, слава Богу, слава Богу!
— Не даром оптимисты говорят, — продолжал тамада: — Будет и на нашей улице праздник. Хорошая пословица. Хотя сегодня мы собрались по поводу младшенькой, — Иван Васильевич с улыбкой посмотрел на Любку, которая сидела между Нинкой и матерью и при этих словах тамады застеснялась и, съёжившись, прижалась к матери, — я предлагаю первый тост, который не слышали эти стены в течение последних двух лет, за хозяйку.
— Правильно, — сказал кто-то из мужиков. И одобрительные возгласы прокатились по обе стороны составленных впритык к друг другу столов.
— Она выдержала все напасти, вернее даже сказать — выдюжила. — Иван Васильевич окинул взглядом всех гостей будто хотел найти человека, который мог бы возразить. — И не только выдюжила. Сохранила дом и очаг. И воспитывает своих дочерей так, как дай Бог нам воспитать своих детей. За хозяйку. Прошу всех до дна. — Дементьев чокнулся с Галиной Максимовной, которая сидела поблизости, с несколькими соседями и стоя выпил вино.
Все встали со своих мест и начали чокаться друг с другом, стараясь дотянуться до Галины Максимовны. Выпили и стали закусывать.
— Я опьянела, — сказала Анфиса. — Песню хочу.
— Погоди с песней, — сказал Дементьев. — Мужики, наливайте по второй.
Мужиков упрашивать в таком деле не надо. Быстро все бокалы были наполнены.
— Теперь выпьем за здоровье именинницы, — сказал Иван Васильевич, поднимаясь со своего места. — Будь здорова, Люба. Расти большая. Продолжай и дальше радовать мать и всех нас своими успехами в учёбе. — Дементьев выпил вино и сел на своё место, поддевая на вилку скользкий небольшой белый груздочек с бахромой на краях, лежавший у него на тарелке вместе с пластиками холодного мяса.
— Закусывайте, гости, закусывайте, — угощала Галина Максимовна. — Может горячее принести?
— Ты не суетись, погоди с горячим, — сказал Дементьев, накладывая в тарелку салат с яйцом, майонезом и овощами. — Тут этого всего невпроворот. Горячее пригодится. Ещё не скоро до него дойдёт очередь. Я скажу когда подавать.
— Ну, ладно. Ешьте, закусывайте.
Гости закусывали. У многих развязались языки, и начались громкие разговоры, споры.
— Песню хочу, — решительно заявила Анфиса.
— Не-не! Погоди! — воскликнул Бархатов. Подогретый вином и хорошим настроением, он был явно в ударе. — Я хочу речь сказать.
— Ты не речь, а хороший тост скажи, — произнёс сосед, сидевший напротив.
— Ну, тост. Я и имел в виду тост. Разреши, Иван Васильевич.
— Разрешаю, — ответил Дементьев.
— Мужики, давайте нальём сначала, чтоб никто не отвлекался, когда буду говорить, — категорически потребовал Бархатов.
— Ой, батюшки! — воскликнула его жена, сидевшая рядом. — Чего уж такое сказать собрался, что все слушать должны.
— А вот такое важное хочу сказать. А ты мне не мешай.
— Начинай, Александр Егорович, у нас всё готово, — сказал один из гостей, наполняя последний бокал.
Бархатов встал, выставив вперёд огромное брюхо, на котором не застёгивались пуговицы даже крупноразмерного серого в полоску пиджака, и постучал вилкой по графину с морсом, стоявшим посреди стола.
— Прошу внимания, — сказал Александр Егорович. — Много всякого разного было на нашей ферме за прошедший год. И война была. И осада. И штурм. И чего только не было. Теперь мы все в мире и сидим за одним праздничным столом. Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Тем более, что транспортёр новый, наконец, привезли. На днях начнём устанавливать. Но прежде чем сказать тост, я хочу спросить сидящих здесь председателя колхоза и главного зоотехника. Ответь мне, Кузьма Терентьевич, только честно, положа руку на сердце: ты верил, что Максимовна сможет у нас работать? Только честно.
— Нет, — ответил Олейников, — не верил.
— Ты, Гордей Игнатьевич?
— А я сразу ей посоветовал бросить эту затею, когда она принесла заявление, — ответил Шитиков. — Предложил ей работу в конторе.
— Вот, — сказал Бархатов. — И я, старый дурак, каждый день ходил к вам и докладывал: не выйдет из неё путевой доярки, не выйдет. Устаёт шибко. Разменивается по мелочам. Без конца скоблит коров этим самым… скребком железным. Чего она, думаю, их скоблит каждый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59