Боль уходила, отступая, из моего тела. У меня закончились продукты, остались только мороженые пельмени. Закусывать коньяк пельменями — это, знаете ли, нонсенс какой-то. Но я закусывала, и ничего.
В один из дней я проснулась — двери в спальню были не заперты, и отлично было слышен разговор в холле.
— Развела тут свинарник, тьфу! — глаза бы мои не глядели, — бубнила бабка.
— Тихо, Грапа, — цыкнула на нее Грицацуиха. — Молчи лучше да убирайся потихонечку, она сейчас проснется да задаст нам перцу!
— Перцу? — присмирела бабка. — А за что перцу? Ты ж говорила что она вылечится за неделю.
— Вылечится-то вылечится, да ты не забывай, с какого она перепою! Почитай неделю пила. Ты вон добрая после пьянки?
— Ой и не говори, кума! — воскликнула бабка. — Помню, как-то на майские праздники поспела у меня знатная бражка — пара кастрюлей десятиведерных да один тазик. Мы с дедкой как водится славно погуляли, все как у людев, да только потом-то ему на работу, а у меня отгулов помнится накопилось, вот я и осталась дома — бражку то не выливать же! Это ж считай сколько сахера да дрожжей пошло — удавиться можно!
Я спустила ноги с кровати, накинула халатик и пошла вниз. А бабка тем временем продолжала:
— Вот значится сижу я дома, бражечку-то приходую помаленьку, а дед как придет с работы, так и начинает зудеть — чо корова недоена, чо пол не метен, чо щи не сварены. И знаешь что, я ить так-то добрая баба, да однажды бражка-то кончилась, а тут дед пришел и опять за свое, а у меня голова болит, и похмелиться нечем. И такая, значится, меня злоба взяла — схватила я табуретку, да как дам деду промеж рогов!
Я остановилась на нижней ступени лестницы, посмотрела на ползающих по полу бабок — они, как заправские бомжихи собирали бутылки и складывали их в пакетики.
— Ну что, дорогие мои, вот мы и встретились! — нехорошим голосом сказала я.
Бабки синхронно вздрогнули и развернулись головами ко мне, к двери задами.
— Встала, красавица! — умильно воскликнула Грицацуиха.
— А я, Машенька, тебе блинчиков настряпала, — испуганно сказала бабка.
— Да похрен мне ваши блинчики!!! — заорала я. — Как вы вообще могли со мной так поступить??? Вы ж меня на верную смерть оставили, курицы старые!
Бабка побагровела, открыла рот еще шире меня, собираясь дать отпор, но тут Грицацуиха хорошенько толкнула ее в бок и умильно прощебетала:
— Прости нас, дур старых, по неразумию.
Она вскочила, сбегала в кухню и принесла мне стаканчик с водой:
— На, дитятко, выпей.
Я зло посмотрела на нее, но стакан взяла — сушняк давил по-зверски.
— Сгною! — с ненавистью посмотрела я на бабок.
— Машенька, солнышко, обязательно сгноишь, непременно сгноишь, — снова защебетала Грицацуиха. — Только вот сначала пошли на кухоньку, мы тебе блинчиков принесли, с пылу, с жару, молочко свое, не купленное, вареньице из лесной земляники — сама собирала, ты ж такое любишь, ну пошли, золотая моя…
И хитрая ведьма стала бочком-бочком подпихивать меня в сторону кухни. А я вдруг ощутила что совершенно не злюсь на нее. «Опоила, как пить дать успокоем опоила», — вяло подумала я.
Блинчики и правда были вкусными. Однако первым делом я подскочила к крану, схватила стакан и принялась хлестать холодную воду. Вода, слегка ржавая и мутная от хлорки была удивительно вкусной. Потом уже я подхватила блинчик и вот так, стоя, принялась его жевать.
Грицацуиха, видя что я отошла, принялась оправдываться:
— Ты Марья сама подумай, мы ж для твоей же пользы. Ты ведь забыла про все, как только тебя ломать начало, не так?
— Ну так, — нехотя признала я. Вспоминать мне не хотелось. Я вела себя как какое-то животное, а не человек.
— Ну вот, ты уехала, а я погодила чуток да поехала к Грапе. Давай, говорю, кума, Машку спасать будем. Да если б мы тебя не заперли — ты б не в жисть не удержалась! А второй раз такое не переделывают, ты уж прости, что так пришлось поступить с тобой.
— Ладно, — кивнула я. — Вы уж меня извините, что накричала на вас. Не в себе я была.
— Я так и поняла, — поджала губы моя бабулька и положила мне еще блинов на тарелку: — Ешь давай!
— Не, баб Грап, — помотала я головой. — Первым делом мне в ванную надо, отмочиться хорошенько, а то я бомж бомжом.
— Ну как знаешь, а мы тут уберемся пока, а то развела тут свинарник.
— Сама уберусь, — недовольно буркнула я.
— Иди уж, — махнула она рукой.
— Серега-то как? — максимально ровно спросила я, стараясь не сорваться на крик. Вот уж кому я уши оборву!
— Да кто его, поганца, знает, — как-то жалобно ответила бабка. — Пропал, как пить дать пропал…
Через час я была вымытая, свеженькая и розовенькая, а дома стараниями бабулек установился идеальный порядок. Силком впихнув в меня штук сорок блинчиков, бабульки решили свою миссию выполненной и пошли вниз, к бабе Грапе в квартиру смотреть трансляцию соревнований по фигурному катанию. Почему-то к этому виду спорта они относились так, как мужики к футболу.
Я же маялась от безделья, бродя по комнатам. Чем заняться — не знала совершенно.
И тут в домофон позвонили. Я радостно побежала к двери, сняла трубку и спросила:
— Кто там?
— Открывай, свои, — буркнул мерзкий мужской голос.
Ясно, кто-то из моих уголовников.
Я нажала на кнопку на домофоне, открыла дверь квартиры и уставилась на лифт. Скоро из него появился Зырян.
— Дома кто есть?
— Да не, одна, — честно призналась я.
— Ну пошли тогда, поговорим, — кивнул он и не разуваясь прошлепал в кухню.
Я быстренько налила кофе — как раз перед его приходом от нефиг делать сварила, выставила блюдо с рафаэлками и уселась, ожидая что он мне скажет на этот раз.
— Я это, Марья, извиниться пришел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81