Так, я побежден вместе с Антонием, и после его падения я снял с себя венец. К тебе же я пришел в той надежде, что мужество достойно милости, и в том предположении, что будет принято во внимание то, какой я друг, а не чей я был Друг!
Стоя в стороне, Агриппа с добродушной улыбкой слушал эту речь, и добрые глаза его, казалось, говорили: «Умная бестия! Что и говорить!» Да и в глазах сфинкса можно было прочесть: «Гм... нашего поля ягодка... пивал воду из Тибра, а ловкие речи — из уст Цицерона»...
— На это я отвечу тебе Ирод: никто тебя не тронет! — медленно выискивая настоящие выражения, приличные его сану, начал Октавиан. — Ты можешь отныне еще с большей уверенностью править твоим царством. Ты достоин властвовать над многими за то, что так твердо хранил дружбу. Старайся же теперь быть верным и более счастливому другу и оправдать те блестящие надежды, которые вселяет мне твой благородный характер. Антоний хорошо сделал, что больше слушался Клеопатры, чем тебя, так как благодаря его безумию мы приобрели тебя. Ты, впрочем, кажется, уже начал оказывать нам услуги: Квинт Дидий пишет мне, что ты ему послал помощь против гладиаторов. Я не замедлю официальным декретом утвердить тебя в царском звании и постараюсь также в будущем быть милостивым к тебе, чтобы ты не имел причины горевать об Антонии.
— «Милостивым»... Ах ты, мальчишка всемогущий! — с радостным облегчением подумал Ирод.
На заднем плане приемного покоя молча стояли военные трибуны, консулы и ликторы с их неизбежными пучками палок и секирами. Ирод только теперь заметил их. Но тут же, рядом с Октавианом, на столе, покрытом пурпурным виссоном, Ирод увидел золотые диадемы вперемешку с обнаженными мечами.
— Диадемы — для союзников Рима, мечи — для врагов его, — с улыбкою указал на стол юный сфинкс и, взяв со стола одну диадему, возложил ее на Ирода.
К нему подошел Агриппа, чтобы поздравить с императорскою милостью (в то время слово «император» еще не означало того, что стало означать впоследствии).
— Мне приятно поздравить Ирода, хотя поздравление от неизвестного менее ценно для поздравляемого, чем оно стоит для поздравляющего, — сказал он. — Ты меня не знаешь.
— Кто знает победителя Антония, тот знает и Агриппу, если даже никогда не видал его, — отвечал Ирод.
— А я лично знаю тебя, царь Ирод; мое сердце, — пояснил Агриппа, — отметило тебя еще тогда, когда восемь лет назад ты стоял в сенате под трибуною, с которой за тебя громил нас Мессала.
— А стоустая молва о доблестях Агриппы давно вписала его имя во святая святых моего сердца, — сказал Ирод.
— Мы еще будем у тебя в гостях, царь Ирод, когда поведем легионы через твое царство в страну пирамид и сфинксов, которую я жажду увидеть, — сказал Октавиан, отпуская Ирода.
Полный гордого удовлетворения возвращался Ирод в Иерусалим, мечтая получить, наконец, от Мариаммы первый, настоящий поцелуй.
Но его ожидало горчайшее из всех разочарование.
XIX
Еще из Тира Ирод отправил гонцов в Иерусалим к Ферору и в Александрион к Мариамме и Соему с известием о своем торжестве и приказом, чтобы Мариамма и Александра возвращены были из Александриона в Иерусалим, а равно, чтобы возвращались туда же из Масады его мать, Кипра, и сестра, Саломея, с его малютками-детьми и со всем придворным штатом.
Когда Ирод приближался к Иерусалиму и с последнего горного спуска увидел башни святого города и его стены, навстречу ему выехал Ферор на великолепном арабском коне, имея по сторонам двух маленьких всадников, царевичей Александра и Аристовула, восседавших на разукрашенных осликах. Тут же находился и отряд галатов.
— Осанна! Радуйся, царь иудейский! — приветствовали его воины.
В Вифлеемских воротах Ирод был встречен всем составом синедриона с дряхлым раби Семаия и раби Авталионом во главе.
— Осанна! Благословен грядущий во имя Господа! — воскликнули и чины синедриона.
Ирод радостно благодарил всех и направился во дворец, ссылаясь на усталость с дороги, но, в сущности затем, чтобы скорее увидеть Мариамму и получить от нее поцелуй.
Но Мариамма встретила его таким негодующим и уничтожающим взглядом, какого он у нее никогда еще не видел. Она даже не позволила ему прикоснуться к своей руке.
— Мариамма! Ты не узнаешь своего царя, повелителя и мужа! — повелительно воскликнул он.
— Я знаю царя Ирода, но мужа у меня больше нет, — гордо отвечала молодая женщина.
— Но я твой муж...
— Да, был им и осквернял тело невинной девочки... Теперь я очистилась от твоей скверны и буду принадлежать Богу отцов моих.
— Но что случилось? — недоумевал Ирод.
— Ты сам знаешь.
Все мужество покинуло Ирода. Он так любил Мариамму, так боялся потерять ее, что забыл всю свою гордость, все свое величие. Он жаждал только ее ласк, ее дивного взгляда. И он видел в ее глазах только негодование и отвращение. Он не мог этого вынести и упал на колени.
— Мариамма! Пощади меня! Я хочу еще жить! Себя пощади!
— Прочь от меня, гадина! — отстранилась молодая женщина.
— Рабыня! — прошипел Ирод, обнажая меч.
— Повторение! — презрительно сказала Мариамма. — Теперь я не оскверню моей груди обнажением ее перед тобой... — И не взглянув даже на Ирода, вышла.
Это бурное объяснение было подслушано хитрой Саломеей и царским виночерпием Кохабом, преемником виночерпия Рамеха, помогавшего когда-то Малиху отравить Антипатра, отца Ирода. Саломея, как только воротилась из Масады в одно время с возвращением из Александриона Мариаммы, тотчас начала вести подкоп под благосостояние и жизнь последней. Она видела, что Мариамма за что-то озлоблена против Ирода. Знала она также и о прежних бурных сценах между Иродом и Мариаммой, и теперь воспользовалась своими знаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61