Калликст не произнес ни слова, лишь покачал головой и подошел к маленькому открытому окошку, глядевшему на море и песчаную отмель. Ипполит, несколько озадаченный, присматривался к нему.
Он-то, помня горячий нрав своего давнишнего знакомца, ожидал совсем другой реакции. Вспышки, яростного отпора, а не этой видимости смирения.
— Но мы же не причиняем зла, никому не вредим, — почти неслышно прошептал Калликст.
Ипполит мог бы поклясться, что он не с ним говорит, а сам с собой. Но отозвался:
— Священнику подобает с неукоснительной строгостью чтить слово Господне. Я должен напомнить тебе, что сказал Христос: «Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше».
— Но из-за этого обречено страдать другое существо.
— Разве мы все не призваны к страданию и жертве? Мы здесь затем, чтобы подготовиться к жизни вечной. А, следовательно...
Тут, перебивая пасторское поучение, прозвучал новый голос:
— Значит, надежда на жизнь вечную должна затмить все радости настоящего?
Между тем в хижину проскользнула и Марсия. Увлеченные спором, мужчины не заметили, как она вошла. Теперь она стояла перед ними босая, держа в руках сандалии, ее волосы, влажные от недавнего купания, были закручены узлом на затылке.
Калликст протянул к ней руку, выговорил хрипло:
— Марсия, это Ипполит. Посланец папы Виктора.
Священник разглядывал ее с нескрываемым интересом:
— Так, стало быть, здесь именно ты... Амазонка...
— Такое прозвище осталось в моем прошлом. Теперь я всего лишь женщина, жена Калликста.
— Отныне именоваться так для тебя запретно, — произнес фракиец, отвернувшись к окну.
Воздух, что обнимал их, вдруг разом стал стеклянным кружевом, готовым разлететься осколками при малейшем движении.
— Что... что ты хочешь сказать?
— Приказ папы: мы должны расстаться.
— Папа требует?.. Но почему? Как?
Такое отчаяние послышалось в се голосе, что Ипполит почувствовал некоторое смущение. Не в силах выдержать ее взгляда, он пустился в объяснения, уставившись за окно, в какую-то незримую точку:
— Связь между рабом и патрицианкой не может быть никоим образом узаконена. Женщина, заподозренная в подобных отношениях, подлежит, как преступница, суровому наказанию согласно сенатскому указу, изданному еще при Клавдии. В зависимости от обстоятельств это влечет для нее либо потерю ее собственной свободы, либо, по меньшей мере, утрату прав свободного рождения.
Не давая ему закончить, она прервала эти объяснения:
— Но если мы живем за пределами закона, то не по злой воле! Этот самый закон не позволяет нам вступить в брак. Что же делать, если я патрицианка, а Калликст даже не вольноотпущенник? Каким способом нам выпутаться из этого положения, за которое папа нас осуждает?
— Учитывая все это, не следует погрязать в беззаконии.
— Но закон несправедлив!
— В настоящее время закон нашей Церкви устроен в согласии с римским законодательством.
— Это же нелепо. Безумие какое-то! Л как, по-твоему, быть с самым священным, Божьим законом? Где сказано, что он отвергает и осуждает любовь тех, чей ранг не равен? Где? К тому же наша вера таких вопросов, как ранг и иерархия, вообще не ставит, разве нет?
Ипполит простер руки к небесам — торжественность его жеста выглядела несколько комично:
— Ты так упорствуешь, будто и не слыхала о поучении святого Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены!» Вот почему церковь чтит постановление Клавдиева сената.
Марсия открыла рот, собираясь высказать новые возражения, как вдруг до нее дошло, что Калликст не протестует.
— Что же ты молчишь? Ты ведь не собираешься уступить такому подлому требованию?
До странности спокойный, фракиец сперва выдержал паузу, потом ответил:
— Марсия, меня давно тревожили эти вопросы. Мы стали единым целым с этим селением, которому я должен внушать христианские заповеди. Какой пример я могу подавать людям, ежели не соблюдаю даже самых насущных религиозных запретов?
Она бросилась к нему, вцепилась в его руку с такой силой, будто в их хижину хлынул океан:
— Калликст, я люблю тебя. Это единственная заповедь, которой необходимо следовать. Мы оба приняли свою долю страданий, знаем, что такое жертвы. Ты и я, мы расплатились за целые столетия будущих заблуждений. Заклинаю тебя, не позволяй им разорвать узы, связывающие нас!
Наступило долгое молчание, тишина набегала волнами в такт отдаленным ударам прибоя.
— Я уже не смогу разорвать узы, связывающие меня с Господом...
Она смотрела на него, приоткрыв рот. Не в силах подобрать нужное слово.
Ипполит не нашел лучшего момента, чтобы вмешаться:
— Папа Виктор поручил сказать вам, что в случае отказа ему придется решиться на отлучение вас обоих. Иного выхода нет.
Молодая женщина молча сжала кулаки, потом вдруг разразилась рыданиями:
— Отлучить! Покарать! Наказать! Значит, у вас, у мужчин, никогда не найдется других слов? Настанет день, завтра или через тысячу лет, когда кто-то отменит этот неправедный закон, все изменится, зачем же сегодня страдать во имя такой несправедливости?
— Марсия... мне больно. Так же больно, как тебе. Надо быть мужественными. Мне ли наставлять тебя насчет мужества? Это ты меня ему научила.
— Расстаться с тобой... снова вернуться в пустоту... в ничто, в этот бессмысленный бред...
— Разве ты сможешь забыть Бога, ведь это ты сама помогла мне приблизиться к нему?
— И вот теперь он крадет тебя у меня.
Она все смотрела на него, ее глаза наполнились слезами:
— Если сейчас я переступлю порог этого дома, мы никогда больше не увидимся.
Он опустил голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163