Мисс Медуэй необходимо быть в доме два следующих месяца. Она должна носить свободное широкое платье, и я тоже. К сожалению, фасон вроде кринолина надо отменить. Мы устроим чудесный камуфляж.
– Вы нарочно хотите завладеть всем, миссис Овертон! Всем! – взорвалась внезапно мисс Медуэй. Это был страстный крик души.
– Смею заверить вас, не я создала эту ситуацию, – резко ответила Беатрис.
– Тогда не надо стоять на нашем пути, – заявил Уильям, – имей хоть каплю сострадания.
– Сострадания! – воскликнула Беатрис. – Боже, я не могу больше оставаться здесь ни минуты! Ты предпочитаешь находиться где-нибудь на задворках Паддингтон-стрит, у старой карги, которая вяжет чулок?
– Беа!
– Прекрасно! Разве вы оба не заслуживаете этой фразы? Ты не нашел более подходящих слов, кроме «сострадания»? Уверяю тебя, у меня избыток сострадания к внебрачному ребенку. Но еще минутку… было достаточно времени спросить меня, что чувствую я!
Итак, эта долгая ночь должна быть пережита. Беатрис потеряла мужа или приобрела третьего нежеланного ребенка?
И что же будет с несчастной мисс Медуэй?
Конечно, несчастной! Ее было жалко, очень она страдает.
И в самом деле, кто может сопротивляться Уильяму в его большом заблуждении? Он никогда не обманывался в своей жене, потому что она-то в самом деле заключала его в объятия.
Возможно, он воспринимал это как заботу, но в то же время, в длинной веренице прошедших лет он познавал ее с волнением и нежностью.
Она цеплялась за его внимательность и верила, что надолго удержит его. В противном случае ее жизнь была бы скучной, пустой, невыразительной, лишенной смысла, а то и просто невыносимой. Это означало бы полное банкротство.
Часов в одиннадцать Хокенс постучала к ней в дверь.
– Я не звала вас, – сказала Беатрис.
– Я знаю, но Энни говорила, что вы едва притронулись к обеду… Может, вы себя плохо чувствуете?
Озабоченное, взволнованное лицо Хокенс казалось таким доверчивым, что невозможно было просто отправить ее. Беатрис ценила доверчивость больше всего.
– У меня был тревожный день, Хокенс, всего-навсего. Я думаю, мне нужен отпуск. – Беатрис сказала это довольно резко. – Я надеюсь, вы не будете сплетничать?
– О нет, мэм! Я только беспокоилась о вас, вы так много работаете.
– Хорошо, тогда вы с радостью услышите, что я обдумываю, не взять ли мне отпуск, и длительный.
– Я рада, мэм.
– Но я только подумываю. Я буду лучше соображать завтра утром.
– Я пришла ради вас, мэм. Надеюсь, вы не сердитесь?
Как «Боннингтон» обойдется без нее в течение трех месяцев? Он должен продержаться, вот и все. Она проведет три месяца без работы и будет писать длинные письма Адаму Коупу, а затем очень молодому мужчине Джеймсу Брашу, который так умно оформлял витрины. Она станет рассказывать им, что делать, и пошлет подробный план, как устроить витрины для матерей. Ха-ха! Он сделает так, как нужно. Во всяком случае, она предполагает, что сделает. Если рождение ребенка в королевской семье будет отмечаться, то, конечно, это должно привлечь внимание хозяйки «Боннингтона».
Все эти волнения происходили из-за маленького внебрачного ребенка, который должен был вырасти как настоящий Овертон. Может, он будет более успешным солдатом из всех Овертонов! Интересно, старый генерал одобрил бы ее действия? Она достаточно думала об этом. Стратегия, сказал бы он. Но ребенка надо разумно воспитать. Искоренить все недостатки, которые он может унаследовать от этой гувернантки: ведь она не была одной из прелестного букета женщин Уильяма, но только обычным сереньким воробьем.
И это было еще более унизительно…
К утру Беатрис показалось, что она слышит звуки, словно кто-то играет на рояле, но, возможно, ей только показалось, вероятно, внизу что-нибудь разбилось. К тому же от этих сновидений в полудремотном состоянии она была настороже всю ночь.
Утром в обычное время она позвонила Хокенс и вручила ей письмо, которое только что написала.
– Скажите Диксону, чтобы он переправил его мистеру Коупу. Я сегодня не поеду в магазин.
– Мэм, вы нездоровы?
– Нет, я здорова, Хокенс! Просто решила пробыть этот день дома, чтобы заняться своим гардеробом.
– Вашим гардеробом, мэм? Вы недовольны им?
– Совсем нет, только, кажется, я собираюсь растолстеть и хочу решить, какие платья мне надо бы расставить.
Она мельком взглянула в глаза Хокенс и догадалась, что та намотала себе на ус этот намек. Значит, сплетни внизу не заставят себя ждать, прислуга есть прислуга.
Лорд, я подобна давней королеве Марии Тюдор, у которой была ложная беременность, и так же несчастна…
Думала ли она, что действительно могла скрыть правду от Хокенс, у которой такие цепкие преданные глаза, это был другой вопрос.
Часом позже постучал в ее дверь Уильям и с формальными оговорками, что он еще раз ранит ее душу, извинился за вторжение.
Он не подошел к кровати, где она, опираясь на подушки, заканчивала свой завтрак. Он встал у окна спиной к ней и сказал кисло:
– Не готова ли ты уже начать первый акт, Беа?
– Чем скорее, тем лучше, не так ли?
– Да.
Он склонил голову, а голос был почти неслышен.
– Мэри наконец уговорила меня. Она уговаривала меня всю ночь. По поводу ребенка она сказала, что знает: ты хорошая мать.
– А ты хороший отец, – спокойно ответила Беатрис.
– Какой дьявол устроил это дело!
– Это судьба. – Беатрис ужасно испугалась, когда он закричал. – Уильям, Мэри права. Это наилучший выход. Конечно, это только выход, потому что, верь мне, я не буду счастлива, глядя на ребенка от вашей пропащей…
– О, проклятый ребенок! – пробормотал он. – Ты, вероятно, хорошо знаешь, что, честно говоря, я думаю не о нем, кажется, я потеряю ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116