Собравшись с духом, Дженси послала за Плейтером, потом пошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Посмотревшись в зеркало, она невольно отшатнулась. На нее смотрело ужасное всклокоченное существо – та Дженси Хаскетт, которой она могла бы стать. Наверное, следовало после операции рассказать Саймону правду. Ведь все равно он ее возненавидит… Умываясь и причесываясь, Дженси вспомнила о своей жизни у Хаскеттов. Дикие и беспокойные Хаскетты… Огонь… Ребенок упал и сильно обжегся. Раны покрылись коркой, но бабушка Хаскетт велела не трогать корку, и все зажило.
Бабушка Хаскетт. Она лечила ножевую рану на руке у дяди Малахия, а рана гноилась…
Дженси вернулась к мужу, и почти тотчас же раздался стук в дверь, возвестивший о приходе Плейтера. Она бросилась ему навстречу и с трудом выговорила:
– Личинки…
Доктор посмотрел на нее с удивлением:
– Что…
– Заражение лечат опарышами.
Плейтер нахмурился и проворчал:
– Да будет вам известно, что я эдинбургский хирург, а не знахарь и не заклинатель духов. Личинки!.. – Повернувшись к Хэлу, он сказал: – Боумонт, уведите миссис Сент-Брайд. Она свихнулась.
– Нет! – Дженси отстранилась от Хэла. – Сначала я попробую личинки.
Теперь она решила, что непременно попытается спасти руку Саймона. Она все вспомнила. Вспомнила, как наблюдала за бабушкой Хаскетт, лечившей рану на руке у дяди.
– Личинки помогают, я сама видела, как это происходит. Они съедают инфекцию, понимаете?
Плейтер пристально посмотрел на нее:
– Так вы позволите мне ампутировать руку или нет?
Дженси решительно покачала головой:
– Нет.
Доктор резко развернулся и ушел. Дженси всхлипнула и посмотрела на Хэла в поисках поддержки.
– Личинки? – пробормотал он, бледнея.
Ей тогда было девять лет, она видела, что это подействовало. Неужели доктор – и не знает? Возможно, это подействовало в силу особой удачи, может быть, есть опасности, о которых она ничего не знает, но все же она решилась.
– Я должна попробовать, – сказала Дженси. – Ампутировать успеем позже.
– Может оказаться слишком поздно.
– Хэл, я должна попробовать личинки! Но где же их взять?.. Наверное… Сол Прити! Пошлите за ним. Быстрее!
Хэл повернулся к двери и закричал:
– Оглторп, иди сюда!
Дженси объяснила слуге, что ей нужно. Тот с удивлением взглянул на хозяина, но спорить не стал.
Вернувшись к мужу, Дженси сняла бинт с гнойной раны и снова ее прочистила. От раны расходились кривые красные линии – бабушка Хаскетт называла их «красными пауками». А Хэл, конечно же, был прав. Если лечение опарышами не подействует, может оказаться слишком поздно. «Может, не следует рисковать? – спрашивала себя Дженси. – Но ведь вокруг раны на руке у дяди Малахия тоже были «красные пауки»…»
Через полчаса Оглторп вернулся и принес деревянный ящик. Он держал его подальше от себя и брезгливо морщился. Вырвав ящик из рук слуги, Дженси открыла крышку и увидела, что в отрубях копошатся белые опарыши.
– Спасибо, Сол… – прошептала она.
Сол Прити жил в основном охотой и рыбной ловлей, и Дженси знала, что у него всегда висят на крюках куски дичи, в которых заводились опарыши для рыбалки. Сол хранил червей в деревянной коробке вместе с отрубями, и так же поступали Хаскетты.
– Что теперь? – спросил Хэл.
Хотелось сказать: «Не помню, я тогда была еще ребенком», – но если она так скажет, то Хэл ее остановит.
Стараясь демонстрировать уверенность, Дженси взяла несколько опарышей и положила их на руку Саймона вокруг раны. Она боялась, что червей отпугнет высокая температура – ведь у больного был сильный жар, – но опарыши тут же полезли в рану.
Покосившись на Хэла, Дженси увидела, что он брезгливо поморщился. Ей и самой сделалось не по себе, однако с каждой секундой ее уверенность росла, и теперь она уже почти не сомневалась в успехе. Время от времени она брала из ящичка все новых и новых опарышей и запускала их в рану на руке мужа.
«Они делают свое дело, – говорила себе Дженси. – Поедают гниль, убивающую Саймона».
Когда рана до краев заполнилась опарышами, она накрыла их бинтом.
– Теперь подождем.
– Но вы уверены, что… – пробормотал ошеломленный Хэл. Конечно, нет!
– Я должна попробовать.
– Что ж, тогда подождем.
Дженси собирала опарышей, вылезавших из отрубей, и складывала их в миску. Когда принесли чай, она выпила чашку, но есть ничего не могла. Глядя на Саймона, она до боли кусала губы; временами ей казалось, что она убивает мужа. Возможно, доктор Плейтер все-таки прав, и если так… О Господи, тогда будет уже слишком поздно, Саймон умрет!
Ей вдруг пришло в голову, что опарыши поедают и здоровую плоть – вгрызаются все глубже и добираются до кости. Она то и дело приподнимала бинт, но под копошащейся массой червей ничего не могла разглядеть.
Потом опарыши стали расползаться из раны – растолстевшие, потемневшие, объевшиеся…
– Они наелись! – воскликнула Дженси. Она собрала червей обратно в ящик и запустила в рану других, из миски.
– Боже всемилостивый… – пробормотал Хэл и снова поморщился. Но Дженси не обратила на него внимания. Все было так, как у бабушки Хаскетт, и она послала Оглторпа за новыми личинками.
Снижалась ли у Саймона температура? Меньше ли стало «красных пауков»? Она этого не знала, но по-прежнему запускала в рану все новых и новых опарышей.
Сколько времени она это делает? И сколько еще нужно? Дженси вдруг поняла, что потеряла представление о времени.
В какой-то момент Саймон вдруг пробормотал:
– Ужасно рука чешется.
– Все правильно, милый, – прошептала Дженси. – Все правильно.
Она то и дело смотрела на рану и в конце концов поняла, что красные линии вокруг нее становятся все тоньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97