— Сначала, — сказал он, беря чашку, — я удивился, что выдвинуто такое обвинение, и подумал, что Луис повел себя как идиот, ускакав с тобой в такой мелодраматической манере, не дождавшись, когда вернется Уокер и все уладит. Но это сначала, а потом я понял, что они собирались с тобой сделать. Тогда я догадался, что большая часть планов Хуаниты строилась как раз на том, что меня нет рядом. Досадно, конечно, что именно Луис, а не я был здесь, когда тебе понадобилась помощь, что он знал, где ты, а я нет, он был с тобой в ту ночь, а не я. Если бы я нашел вас, я попытался бы его убить. Но, поостыв после домашнего ареста, я понял, что благодарен ему за заботу о тебе.
— После домашнего ареста? — спросила быстро Элеонора.
Его губы растянулись в невеселой улыбке.
— Да, ради моей же собственной безопасности, как мне объяснил Уокер. Арест длился менее двух недель, но этого хватило, чтобы ты оказалась слишком далеко и без моей помощи. Этого хватило Уокеру, чтобы спасти для фаланги офицера, который, конечно, понадобится ему при возвращении в Ривас. И этого хватило ему, чтобы потерять преданного сторонника.
Значит, он так сильно о ней беспокоился? Слова, которые Элеоноре хотелось произнести, застряли в горле. Она не могла их выдавить из себя. И вместо этого она сказала:
— Мне кажется, большой разницы не было бы, если бы ты догнал нас или прибыл в Гондурас вместо майора Кроуфорда.
— В Гондурас? Я не знал об этой миссии, пока Кроуфорд не уехал. Мне кажется, я дал Дядюшке Билли хороший повод сомневаться в моей преданности и в моем сотрудничестве. И это еще одно, из-за чего у меня есть к нему претензии. Информация о том, что ты в плену, пришла не по обычным каналам, могу поклясться эполетами, и не через демократические каналы, как говорит Уокер, иначе бы я об этом знал. В этой ситуации есть что-то странное, я до сих пор не уверен, что генерал перекрыл утечку информации. На досуге я поинтересуюсь этим вопросом.
— Луис и я обсуждали такую возможность, — сказала она. — Мы думали, не вовлечена ли в это сеньора Паредес?
— Возможно, но она очень осторожная старуха и слишком боится потерять, что имеет, чтобы делать это добровольно.
— А это имеет значение? — осторожно спросила она.
Он долго молчал, прежде чем ответить.
— Думаю, что нет.
Почувствовав разочарование, она отмахнулась от мухи и заставила себя задать еще один вопрос:
— Ты еще кого-то подозреваешь?
Покачав головой, он поставил кофе и потянулся за шляпой.
— Только догадки. — Обойдя вокруг стола, он поднял ее на ноги. — Тебе лучше запереться, в эти дни будет очень жарко. Я не думаю, что ты останешься здесь на день, и мне не нравится твой костюм, эта красная рубашка, в которой ты так соблазнительна. Едва ли следует принимать гостей на патио в таком наряде. Видимо, мне снова придется позаботиться о твоем гардеробе.
— А ты против? — спросила она.
— Да нет, мне просто надо этому научиться, — ответил он. — Навык в обращении с женскими пуговицами может пригодиться.
— Но ведь ты знаешь только мои, — сказала она с насмешливым ехидством.
Поцеловав его на прощание, Элеонора посмотрела, как он широкими шагами вышел из комнаты, и ее сердце заныло.
Коробки из «Аламбры» привезли на ручной тележке за час до ленча. Прекрасный пример организованности и умения Гранта — взяв что-то под свой контроль, довести дело до конца в этой стране, где все откладывается на завтра.
Элеонора улыбнулась, вспомнив его высказывание по поводу юбки и блузки, которые она называла про себя гондурасским костюмом. Она вышла на галерею и увидела, как в сопровождении сеньоры по улице движется пышногрудая с невероятной шляпкой на голове, покрытой красными яркими цветами, дама. Разглядев кудри медного цвета, челкой свисающие надо лбом, Элеонора наконец обрела дар речи.
— Мейзи! — воскликнула она и поспешила вниз по ступенькам, Та распахнула объятия, и Элеонора бросилась к ней на шею.
— Мне рады, да? — спросила Мейзи, когда они, наконец, оторвались друг от друга.
— Ты же знаешь, что я рада, — сказала Элеонора, улыбаясь повлажневшими глазами.
— А я сомневаюсь. Ты уже здесь много дней, и не показываешься.
— Я про тебя все знаю, — сдержанно сказала Элеонора. — Я спрашивала у доктора Джоунса, он сказал, что у тебя все хорошо, что ты счастлива с Джоном, с театром и с сиротами, и все звучало так идиллически, что я не хотела влезать со своими проблемами.
— Не прикидывайся, ты же хорошо знаешь, что я умираю от любопытства услышать из твоих уст, как ты и что с тобой произошло. Я и понятия не имела о твоих мытарствах, пока не прочла утром в газете. Я думала, что для Ларедо был хороший повод увезти тебя и спрятать, этакое романтическое путешествие, совсем не опасное, как на это намекает газета «Эль Никарагуэн». Здесь, в городе, все было очень тихо.
— Ох, эти газеты, — сказала Элеонора и вдруг подумала, не Грант ли заслал к ней редактора? Но неважно. Она предпочитала избегать напряженности между ними. — Пойдем присядем, — продолжала она, — я посмотрю, что подать к кофе.
Оранжевые цветы уже опали с деревьев на патио, только фрукты остались висеть на ветках и холодные, блестевшие, точно отполированные, листья. Солнце ярко освещало камни и лужу воды, вытекшую из горшков с цветами, которые сеньора только что закончила поливать; прямо на глазах вода испарялась.
— У меня к тебе странное послание, — сказала Мейзи, когда Элеонора поставила поднос с кофе на столик.
Элеонора передала Мейзи чашку и откинулась на спинку стула.
— Он просил тебе сказать: поздравляю, и предупредить, что зайдет завтра.
Элеонора подняла бровь, как бы изумившись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124